Великое посольство

— Он из голштинских немцев, — перевел Серега речь иноземца. — Дрался во многих битвах и много раз был ранен; служил в войске францовском, потом в гишпанском, потом у цесаря; от цесаря перешел к турецкому султану, от султана к веницейцам, у которых прослужил восемь лет. А ныне прибыл в Казвин вместе с послом веницейским; здесь он в чем-то не поладил с послом, обозвал его дурным словом и оставил веницейскую службу. А к тебе пожаловал, чтобы проситься на службу к государю-царю, и богом клянется храбро оборонять Русь от всех врагов ее…

Кузьма вскинул удивленный взгляд на воина и помедлил в раздумье.

— Что-то не пойму я, Серега. Коли он немец, чего же ради в чужом-то войске служит? Да еще, может, против своих же и дрался?

Серега задал воину вопрос, тот ответил.

— Случалось, говорит, и против своих драться, когда во францовском войске служил. Так ведь за то францовский король ему деньги платил, чистым золотом…

— Тут что-то не так, Серега, — сказал Кузьма. — Уж не спутал ли ты? Кто ж станет корысти ради своих убивать и родимую землю разорять? Быть того не может!

— Верно, что-то не так, — отозвался и Петр Марков, кречетник. — Христианская же душа…

— Истинно! — подхватил зычным гласом и поп Никифор. — Этакого изувера и земля не стала бы носить!

Пока шло пререкание, иноземец недоверчиво оглядывал скудно одетых посольских людей. Нет, не балует московский царь своих слуг! И о чем это они договариваются? Сколько жалованья ему положить? Если по их нарядам судить, не очень-то тут разживешься. А еще говорят, будто Русь велика и богата…

— Христом-богом клянусь, такова его речь, — уверял Серега своих друзей. — Да и невдомек мне, чему вы дивитесь! Этаких нехристей видимо-невидимо по чужим землям шатается. Нынче они Христовым именем против басурман дерутся, завтра — заодно с басурманами. Кто больше заплатит, за тем и идут, хоть против родных отца-матери! Экая невидаль, право! Тьфу ты!

Для убедительности Серега сплюнул под ноги воину и повел рукой в его сторону, чуть не задев лица. Тот вскочил с лавки, бросил ладонь на рукоять сабли и бешено прокричал что-то.

— Чего это ты? — спросил его Серега. — Иль какая муха тебя укусила?

Тот опять прокричал что-то и схватился за рукоять сабли, чуть потянув ее из ножен.

Поп Никифор подался на случай назад, а Кузьма нахмурился и чуть привстал в сторону воина.

— Но, но, — сказал он негромко, погрозив воину пальцем.

И тот сразу сел на скамью и опустил под взглядом Кузьмы мутные свои глаза.

Кузьма, помедлив, обернулся к Сереге.

— Скажи ему, — наказал он, — что у нас на Руси своих воинов хватает, да и храбрости воинам нашим не занимать.

— А еще скажи, — сердито добавил Петр Марков, — что эдакий воин без роду-племени не то что золота, а и гроша медного не стоит!..

— Нет, того не говори, Серега, не надобно, — сказал Кузьма. — То ему в обиду и посольству не в пользу.

Выслушав Серегу, воин поднялся с лавки, кивнул на дверь, за которой скрылся Вахрамеев, и спросил: может ли он теперь, после слуг посольских, поговорить с самим царским послом?

— Скажи ему, Серега, нельзя, — отвечал Кузьма. — Великие послы умерли, остались только слуги посольские, числом четверо. И что трое из них решили, того одному не отменить, будь он хоть в золотом кафтане.

В ответ воин поклонился и вышел из покоя.

— Хо-ро-ош! — протянул поп. — Шагает, так земля дрожит. Жаль, не нам достался, старый петух! Да ничего, я другого хвата тут прикормил, поумнее. Покличь-ка, Кодинька, Хаджи-булата. Он на дворике ждет, небось притомился…

33

— Кто такой? — спросил Кузьма.

Прежде чем Никифор успел ответить, чернец Кодя ввел в покой старого, низкорослого персиянина, с маленьким, словно детским, личиком и громадным носом, с добрыми и умными глазами.

— Хаджи-булат, — сказал персиянин писклявым голоском, обвел посольских людей спокойным, внимательным взглядом и остановил его на Кузьме. — Добр здоров, боярин…

— Кто такой? — вновь спросил у Никифора Кузьма, невольно улыбнувшись в ответ. — Чего ради прикормил-то его?

— Нужный человечишко… — важно сказал поп. — В дворниках состоял при подворье. А здесь четыре года назад жил князь Звенигородский, Ондрей Дмитриевич, великий посол московский к шахову величеству. Вот кто такой! — И поп поднял кверху указательный палец.

— По-нашему понимает?

— Почти что и нет.

— Как же ты с ним объяснился?