Великое заклятие

Коналин, натягивая на Ульменету одеяло, нечаянно коснулся ее плеча. Свет нахлынул на него, и он испытал сладостное чувство тепла и безопасности. Спину защекотало – он даже застонал от удовольствия. Потом его одолела дремота, и он свалился в траву. Случайно взглянув на свою руку, он стащил с себя грязную рубаху. Язвы пропали, и кожа сияла здоровьем.

– Гляди! – сказал он Кебре. – Я вылечился.

Лучник тоже притронулся к женщине, и свет окутал его. Яркие огни заплясали у него перед глазами, и Кебре показалось, что он смотрит на мир сквозь тонкую льдинку. Лед медленно растаял, и Кебра увидел на рассветном небе четкие очертания далеких гор.

– Ногуста, мои глаза! – прошептал он. – Я стал хорошо видеть!

Рассвет окрасил небо золотом, свет вокруг Ульменеты стал меркнуть, а тело опустилось на ковер из белых цветов.

Она открыла глаза, сияющие последними отблесками золотого сияния, и сказала:

– До моря нам не добраться. Повелитель демонов идет со своим войском через горы, и дорога к морю для нас отрезана.

– Я знаю, – устало промолвил Ногуста, стоя рядом с ней на коленях.

Она попыталась сесть, но опять повалилась навзничь. Губы у нее пересохли. Ногуста, сбегав к повозке, принес мех с водой и чашу. Потом усадил Ульменету и дал ей воды. Она отпила немного и заговорила опять:

– Надо ехать к городу-призраку... А теперь дайте мне отдохнуть.

Ногуста опустил ее на землю, и она тут же уснула.

– О чем она толкует? – сказал Кебра. – Море – наша единственная надежда.

– Нам до него не добраться. Креакины отстают от нас меньше чем на день, и вентрийская армия движется через горы. В ней три тысячи солдат. Две кавалерийские сотни посланы, чтобы отрезать нас от моря.

Кебра, знавший силу третьего глаза Ногусты, помолчал, обдумывая услышанное.

– Как же нам быть тогда? Мы не можем сражаться с целой армией, и уйти тоже не можем. Остается только бежать, пока мы из сил не выбьемся – точно лоси, преследуемые волками.

– Кого это преследуют волки? – Зубр пробудился и пришел к ним. Тут его взгляд упал на спящую монахиню, и он завопил: – Груди Крейи! Гляньте на нее – худая, что твоя щепка. Я что-то пропустил?

– Много чего, дружище. – Кебра вкратце рассказал ему о свечении, о своем и Коналина чудесном исцелении и, наконец, о выступлении в поход вентрийской армии.

– Говоришь, она тебя вылечила? – Последнюю новость Зубр пропустил мимо ушей. – А у меня вот ухо болит, как черт – надо было и меня разбудить. Хорош друг! – Он плюхнулся на колени и потряс Ульменету за плечо, но она не шелохнулась. – Ничего себе. Меня, значит, кусают волки, сжигает колдовской огонь и лягают кони, а ты тем временем глаза себе лечишь. По-твоему, это честно?

– Жизнь ни с кем не обращается честно, – улыбнулся Кебра, – что может засвидетельствовать любая из твоих жен. Весь вопрос в том, что с нами дальше будет?

Тут Аксиана закричала, и Фарис, проснувшись, бросилась к ней.

– Что с вами, моя госпожа?

– Кажется... кажется, у меня началось.

Испуганная Аксиана звала Ульменету.

– Она не может прийти сейчас, – сказал королеве Ногуста. – Она спит, и будить ее нельзя.

– Но я ведь рожаю! – вскричала в панике Аксиана. – Она нужна мне! – Пришла новая схватка, и ее лицо искривилось от боли.

– Отойди-ка, парень, – велел Ногусте Зубр.

– Нет! – завопила Аксиана, охваченная ужасом. – Только не ты!

– Жизнь поступает с нами нечестно, как мне только что сказали, – ухмыльнулся он. – Но мне уже приходилось принимать роды у баб, и у кобыл тоже, и у коров, и у овец. Придется тебе на меня положиться. Поставь-ка вокруг нее какую-нибудь загородку, – приказал Зубр Ногусте. – А ты, девочка, будешь мне помогать, – сказал он Фарис. Он откинул одеяло, укрывавшее королеву. Платье на ней промокло. – Видите, воды отошли. Не стой, Ногуста, шевелись!

Ногуста с Дагорианом стали рубить на деревьях ветки и втыкать их в землю вокруг королевы. Ветки покрыли одеялами, и получилось что-то вроде шатра без крыши. Аксиана то и дело кричала. Фарис сбегала к ручью и набрала в чашу воды.

Маленькая Суфия сидела у входа в загородку и смотрела на происходящее, широко раскрыв глазенки. Коналин взял ее на руки и унес.

– Они ей делают больно, – испуганно, со слезами сказала ему малышка.

– Да нет же, – ласково сказал он. – Это она рожает. Ребеночек сидел у нее в животе, а теперь хочет выйти.

– А как он попал туда, в живот?

– Он вырос из маленького семечка.

Из загородки донесся протяжный вопль, и Суфия расплакалась, повторяя:

– Почему, почему ей так больно?

– Ну-ну, все хорошо. – Кебра подошел к ним и погладил девчушку по голове.

– Она хочет знать, почему королеве больно.

– Ну, – начал Кебра, – у нее бедра узкие и вообще... – Под испытующим взором голубых глаз он смешался и позвал Ногусту: – Иди-ка сюда, девочка спросить о чем-то хочет.

– Вот и ответь ей, – сказал Ногуста и ушел к ручью.

– Ну спасибо тебе, – крикнул ему вслед Кебра и сказал Суфии: – Знаешь, я не могу объяснить. Рожать иногда бывает больно, но скоро королева поправится, и ты увидишь ее ребеночка. Хорошо ведь, правда?

Королева закричала снова, и Суфия залилась слезами.