Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии

Я поглядела вслед уходящему за водкой красавцу. Вот, человек. Кто он? Красив и молод. Возможно, глуп, а, может, и умен. Скорее, хитер. Живет в образе. Откуда этот образ? Он молод и красив, поэтому его все любят. Все. И мужчины, и женщины, и даже Рогова, предпочитающая женскую натуру. Назвался Евгением Онегиным, и живет. Его кормят, поят, ему позволяют кусать руки и целовать ноги. А он даже не знает что такое – позволять. Он привык. Он ЗНАЕТ, что его все любят. Я ухмыльнулась в мыслях. Почему это все? С чего я взяла, что все? Мне, например, он не нравился. Значит, не все… Вот Рогова. Она вообще может любить? Обломок истории. Скала, начиненная талантом, грубой эстетикой и тягой к странным отношениям. Зачем ей, начинающей увядать, даме, этот юнец? Она тщеславна, все, что она говорит и делает – пропитано тщеславием. И Онегин – маленький кусочек этого тщеславия. Молодой, свежий, страстный. А главное – закрывающий на все глаза. Ему все равно, кто его кормит и зарывает в тряпочки. (Привязалась я к этим тряпочкам.) И поэтому стареющая некрасивая женщина может расслабиться, не думать о внешности, возрасте, поведении, и заниматься только своим творчеством. Так. Я пришла к тому, что образ нашего гостя полезен для других и трагичен для него самого. А с чего я начинала?

Мои глубокомысленные размышления прервала Роза:

– Девочка, а вы отчего такая смуглая? Загорали?

– Ноябрь… – проговорила сквозь дремоту Светка, видимо таким абстрактным путем дала понять, что нынче не позагораешь как следует.

– У меня такая кожа. Пигментация.

– Да что вы говорите! – Рогова поднялась с кресла и поплыла по воздуху, напрямую в мою сторону. – Какая интересная фактура. А волосы светлые – свои?

– Парик, – зачем-то съязвила я.

– Да, я тоже не люблю косноязычия, – ничуть не смутилась художница. – Позвольте повторить вопрос – светлый цвет волос натуральный?

– Натуральный.

– Светусик! – воскликнула Рогова, разбудив заснувшую Котельникову. – Ты погляди, какая фактура!

Она вцепилась в мою руку и стала внимательно изучать.

– Рогова, отстань от девушки, – зевнула Светка.

– Да я не пристаю, – художница привела потными пальцами по моему предплечью. – Тут фактура.

– У тебя везде фактура, – махнула рукой Светка. – Отстань от нее.

Роза послушно встала и вернулась к себе в кресло.

– Муаровая кожа, – напоследок констатировала она.

В это время послышались голоса, и в комнату вошел Максим в сопровождении Онегина.

– О! Водка! – затряслась в экзальтации Рогова. – Онегин, у вас с молодым человеком все получилось?

Онегин грустно улыбнулся и отрицательно замотал головой.

– Ну, иди, мальчик мой, я тебя утешу! – засмеялась художница, и Онегин, словно песик, сел возле ее кресла, положил голову к ней на колени, а она стала трепать его за уши.

Всем стало весело, даже мне. Мы отметили встречу. Максим пытался развлекать гостей. Рассказывал какие-то истории, анекдоты. Рогова с Онегиным оказались благодарными слушателями, радостно и открыто реагировали на все шутки, попеременно делали нам комплементы, причем Онегин все больше – Максиму, а Рогова – мне. Светка оказалась в стороне, поэтому отрешенно смотрела в таинство занавешенного окна и слушала музыку.

– Там у вас аквариум, в передней, – внезапно проговорил Онегин. – В нем рыбок нет. Почему?

Мы с Максимом переглянулись.

– Онегин у нас известный юннат! – весело сообщила художница.

Я поглядела на юношу. Он ждал ответа на свой вопрос, и я поняла, что его очень волнует в данную секунду отсутствие рыбок в нашем аквариуме. Может, это было связано с чем-то личным.

– Вы знаете, – сказала я, – мы еще не успели их завести.

– Я знаю, каких рыбок вам нужно завести, – серьезно сообщил Онегин.

– Пираний, – Максим краем глаза скользнул по Роговой.

– Что вы, что вы, – замахал руками Онегин. – Ни в коем случае! Только рыба-фонарик!