Великолепная изоляция

Можно сделать два других предсказания, а затем проверить их на этом природном эксперименте. Первое состоит в том, что общий уровень энцефализации фауны млекопитающих возрос в десеадии с появлением групп, не имевших более ранних южноамериканских предков, несмотря даже на то, что состав живших в то время хищников не изменялся; второе предсказание постулирует заметное общее возрастание энцефализации в плейстоцене с появлением как новых копытных, так и новых хищников. Мы не располагаем сейчас данными, необходимыми для настоящей проверки того или другого из этих предсказаний, но цифры Джерисона все же позволяют вывести некоторое заключение по первому из них, пусть не очень убедительное, но наводящее на размышления. Джерисон приводит пять значений КЭ для додесеадских копытных с пределами колебаний от 0,20 до 0,51 (среднее 0,37) и пять — для десеадских копытных с пределами колебаний от 0,28 до 0,91 (среднее 0,46), что совпадает с нашим предсказанием по крайней мере в смысле направления изменений. В дальнейшую проверку следовало бы включить самих новичков, но в настоящее время о степени энцефализации десеадских грызунов и приматов данных нет. Из группы «неогеновых копытных» Джерисон приводит значения КЭ только для двух плейстоценовых родов, причем эти значения весьма низкие — 0,26 и 0,45. Можно было бы ожидать, что если степень энцефализации была важна для выживания, то последние выжившие представители древней группы имели бы более высокие значения КЭ, но для такого вывода выборка слишком мала. Для южноамериканских плейстоценовых копытных в целом никаких цифр у нас нет, а между тем среди них были новички — представители групп, у которых в других случаях КЭ очень высок: у лошадей, например, он близок к 1, а у мастодонтов — к 2.

Эти рассуждения не могут превратиться в окончательные выводы, пока мы не будем располагать значительно более полной информацией; однако я уверен, что они приоткрывают завесу над крайне интересными вещами, оправдывая тем самым место, отводимое этому специальному вопросу в нашей книге, которое иначе могло бы показаться незаслуженно большим.

Более широкий аспект, неотделимый от изложенной выше истории, — это ее значение для биогеографии. Все наше повествование проходило на географическом фоне. Нахождение некоего ископаемого остатка животного в том или ином конкретном месте — реальный факт; такими же фактами являются наблюдаемые нами признаки этого ископаемого остатка. Все дальнейшие рассуждения, связанные с интерпретацией этих фактов, и оценки их значения — всего лишь предположения, вероятность которых колеблется в широких пределах — от почти полной (но не абсолютной) достоверности до простых догадок. Почти достоверно, что вид, представленный ископаемым остатком, жил в том самом месте, где был найден этот остаток или поблизости от него. Обычно можно считать весьма вероятным, что этот вид существовал в некий момент геологического времени который с различной степенью точности можно установить принятыми методами геохронологии (хотя здесь возможны исключения, а поэтому следует быть начеку). Таковы некоторые палеобиогеографические факты и весьма вероятные предположения. Кое-какие более широкие выводы из них могут быть вполне вероятными, но могут оказаться менее четкими и менее вероятными, чем исходные факты.