Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

Немая с трудом растормошила один лоскут, извлекла наружу серый треугольник. Таким и не зашибить и не порезать – туп и легок. Девушку охватило отчаяние. «Заберут ожерелье. И что потом? Сюда больше… не продам. Зачем жить?» Этрин уселась на кушетку, подперла коленками подбородок и вперила взгляд в пламя. Огоньки успокаивающе играли, неторопясь поедали кедровые поленца, скользя красными жилками по черной обугленной поверхности.

Глава 17. Танец Зо

Авенир наблюдал за поединком с трепетом. Солнце скрывало фигуры, но, судя по всему, пока что бой шел на равных. Лицо хана не отражало никаких эмоций и волхв, чтобы развлечь правителя, начал разговор:

– О, великий, в чем причина этой битвы? Что натворил Джунг, что Ния должна восстанавливать справедливость?

В глазах всадника мелькнули злобные искорки:

– Неверный осквернил обет братства. Хан Тонджи вероломно подослал соглядатаев, которые украли из саат-шатра нефритовую Нию. Мардук всегда любил дочь – это всем известно. В ревности Джунг проявил слабость и недостоин иметь благословение старшинства.

– Ты прав, досточтимый, преступление его велико. Слабость духа еще большее преступление, чем сам поступок.

Хан вспыхнул:

– Низший считает, что воровство Нии менее ужасно, чем слабость характера?

Авенир почтенно склонился:

– Все знают о величии и силе младшей дочери Мардука. В гневе она беспощадна и яростна, красота же ее несравнимо выше кровожадности. И если достоин Джунг наказания, то Ния непременно покажет всю свою силу. Вот только…

Повелитель смягчился, черты лица разгладились, а по выразительному взгляду юноша понял, что пробудил интерес. Однако волхв шел по лезвию ножа и каждое слово взвешивал, как драгоценные специи.

– Говори.

Мягчайшим и покорнейшим из голосов, Авенир продолжил.

– Небеса чисты сегодня. Если бы Мардук хотел крови, то сделал бы их алыми, – чуть громче, чтобы могли расслышать стоявшие рядом, произнес – Кровь на небе – кровь на земле. А среди богов все ясно.

Хан сжал скулы. Поверья даны не зря. Красное небо – готовься к битве. Синее небо – боги благосклонны. Тучи – смута и заговоры.

– Скажи, чужой шаман, тогда к чему эта кража?

– В моем краю, – акудник придумывал на ходу, – кража не всегда была плохим знаком. Старики говорят, что воровали в то время только ценнейшее.

– Так и есть, они украли самое ценное, что у нас есть – властитель захрипел от ярости.

Авенир, рискуя быть обезглавленным, перебил:

– И это хороший знак! Джунг признает ценность Нии.

– Я сам отрублю тебе голову!

Волхв упал на колени и взмолился:

– Величайший! Ты обратил ухо к моим речам, позволь молвить до конца, о, терпеливейший! А после, если должно катиться моей голове по земле – твоя воля.

Белый от страха, юноша открыл глаза и обнаружил, что его голова пока еще не отделена от тела. Хан сухо кивнул. Авенир краем глаза заметил, что воины тоже во внимании. Не вставая с колен, чаровник нарушил молчание:

– Джунг признал ценность Нии. И в этом его слабость.

В стане прошла едва ощутимая волна одобрения. Подбодренный, он продолжил:

– Слабость, которой достойны только сильные мужчины. В моём краю кража была хорошим знаком лишь в одном случае. – Авенир выдержал паузу. – Разрешает ли ваш закон брать в жены сестру?

Лицо сдержанного доселе властителя вытянулось. Он обескуражено спросил – вся надменность куда-то вмиг исчезла:

– Если так и впрямь… что же делать?

Авенир поднялся, стараясь не выдать поднимающуюся изнутри радость:

– Подождем, господин. Вы очень мудры, что назначили первую битву вместо великой брани. Если воля небес действительно такова, то битва превратится в танец и воины не смогут причинить друг другу вреда.

Хан перевел взор в сторону бойцов. Волхв тоже – молясь богам, чтобы Марху удалось задуманное.

Марх с бойцом Зо кружили в опасной борьбе. Со стороны могло показаться, что никто и не думал драться – ни удара, ни шлепка, ни возгласа. Лишь умудренные кулачники оценили бы по достоинству мастерство противников. «Победа без удара» – высшее искусство битвы. Невозможно в сваре – вероятно в бою один на один. Каждое касание могло оказаться смертельным. Удар проникал внутрь, нарушая работу органов, вызывая болезненные корчи. Однажды сабельщик одолел таким способом великана. От детины отскакивали копья и мечи, толстенную шкуру не брал ни огонь, ни кислота. Сложнее всего было войти в ритм тела здоровяка, пока он полз к его груди по смрадным, скользким от грязи космам. Сердце оказалось хилым и изношенным. Невидимая волна легко прошла кожу, обогнула токи энергии и взорвалась в кровяном насосе. Великан прошел еще десятка три шагов, не чувствуя, что кровь уже остывает. Этого времени ему хватило задавить восьмерых пращевиков – а Марх успел спуститься на землю. И все же острый металл ему нравился больше, чем околомагические трюки. Да и концентрация внимания – крайне сложная штука. Не то что ярость битвы, когда алая пелена застилает глаза и ощущаешь себя воплощенным Акроном.