Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

– Четыре года, – Каруд говорил сдержанно.

– Как раз четыре года назад великая комета на востоке возвещала о венчании двух степных богов. Мы были посланы на свадьбу объявить почтение новому роду. По какому поводу вы собирались четыре года назад?

Бритоголовый Тонджи побелел, поводья мула затряслись. Улэнд перехватил инициативу:

– В то время ушел из жизни первенец хана. Пропал без вести на пути Ен-Гарди.

На переговорщиков напал ступор. В воздухе ощущался холодок, природа будто замерла. Спустя минуту Марх почесал небритую, всё ещё опухшую от Авенировой мотыги, щеку:

– И я там был. Ох, переполосовали мне спину. А о венчании акудник верно сказал. Стоит там камень судьбы. С него переходят в мир богов. Видать, сын Тонджи у Мардука уже пирует. Еще озеро Чистых Душ недалеко от камня. Мы туда путь держим. Можем и о сыне справиться.

– Значит, свадьба, говоришь? – Тонджи овладел собой. – Как же воровство?

Авенир набрал воздуха, но Марх сделал знак молчать.

– Великий джунгарский хан, ты ведь еще и воин. Только воин может понять влюбленного мужчину, а Джунг – великий муж среди богов. Шаман Авенир сказал, что не было воровства. Прости его, он молод, хоть знания и сглаживают недостаток опыта. Ты, сын степи, когда влюблялся, крал невесту? Знаю, что крал.

Хан воспламенился:

– При чем тут обычай рода? Неужто ты думаешь, что Ния украла Джунга? Это же позор мужчине!!!

– А невеста неужто не крала прежде нож любимого? Ведь нож – самое ценное, что есть у воина-охотника! А уже мужчина крал невесту. Такие вот у богов и людей игры.

Тонджи и Каруд нахмурились. Каруд заговорил медленно, тяжело:

– Мы и позабыли об этом древнем обычае. Но как же случится, что Джунг украдет Нию, если все об этом знают?

Авенир взял кисть и нарисовал в воздухе синеватую полосу. Все зачарованно уставились на явление. Полоса медленно ширилась, края расплывались, слой начал светлеть, пока ворожба не растворилась полностью, Оставив в воздухе приятный смолистый аромат.

Чаровник средоточенно, будто в трансе молвил:

– Джунг и Ния уже обменялись дарами. Шигиры одинаковы с виду, но опытное сердце увидит различие. У нефритовой дочери Мардука на стопе шрам от ее ручного медведя. Когда боги играют, людям остается только подчиниться.

Очередной раз воцарилось молчание. «Что за народ, – подумал Марх. – Молчать после каждого слова. Этак самого важного в жизни и сказать не успеют».

Каруд и Тонджи вскинули сабли:

– Хэлен! Хэлен! Хэ-л-лееен!!!

Во мгновенье оба стана заулюлюкали и бросились навстречу друг другу. Мужчины орали, обнимались за плечи. Всадники по четверо закружили в ритуальном шествии вокруг переговорщиков. Воцарилось молчание – только был слышен мерный топот копыт. Внезапно что-то резко лязгнуло. Все остановились.

На муле сидел Пармен. Рука его сжимала кинжал. Второй лежал неподалеку, впившись в древко стрелы, разрезавший жилы и отбивший стальной зазубренный наконечник. Раздался свист и лязгнуло второй раз. И опять не земле лежала стрела. Острие впилось в ремень Пармена. Сквозь ряды пробежал худощавый узколицый джунгар, вспаренный и задыхающийся:

– Ханы живы! У-у-ух хвала богам! Предателя… поймали.

Тонджи простер руку:

– Увести и запереть. Допрошу лично.

Солнце скрылось и новый месяц что есть мочи сиял, мерясь силою с тьмою, отодвигал её, окаянную, светил, отгоняя нечистых от пировавших далеко внизу, на бранном поле, двух станов.

Мирно горели лампады. Марх, Авенир и Пармен расположились у гостевого шатра, рядом со своей арбой и уплетали печеную косулю с луком, запивая подкисленной водой. Волхв пялился в костер, погруженный в думы, что-то бормотал под нос, изредка произнося замысловатые фразы. Марх помогал Пармену, разделял для него куски мяса, да нахваливал:

– Ай, да кошак! Меток и скор наш надломленный вор! Ты жуй, Парменчик, не обижайся на меня – грубияна, ушибленного вояку. Ты главное, всегда так метай. А сам можешь не говорить, молчать, думать. Вот мы до озерца доедем, там омолодишься, опять смеяться начнешь. Точно-точно. Как вернёмся, рубаху алую подарю – все девки в борделе твои.

Эгей, Аббе Нирио, – сабельщик легонько толкнул акудника, тот вздрогнул и выронил луковицу, – переживаешь, что наврал с три короба про шигиры?

– Нет, – чаровник отмахнулся. – Если бы это. Пока ты вытанцовывал с бойцом, я договорился с ниятским десятником. Тот закажет нефритовую статую и сделает ей царапину на ступне. Я тут думаю, – акудник пожевал губу. – Если мы в прошлом изменили ход времени, что будет в будущем? Ведь изменится все! Кто должен был умереть – не умер, у него будут дети, род разрастется. Кто должен был жить, умрет. Мы ведь посеяли здесь ветер. А когда вернемся в наш век, пожнем бурю! Неизвестно, где мы вообще окажемся!!!

– Ложись спать с миром, Авенир. Утро вечера мудренее. Не наше дело обо всем мире думать. Нам свой живот сберечь, а о землях пусть боги и цари пекутся.

– Великий боец Марх! – к ним обратился воин-джунгар. – Тебя ждет Алтанцэг Улэнд. Окажи милость, будь гостем в его шатре.