Тарсянин переключился на битву. Как странно. «Сколько же я грезил?» Они так и кружили, нанося и блокируя невидимые удары. Юноша, хоть и крепок, но дышит тяжело – не доставалось ему за годы службы такого умелого противника. «Конечно. Если это прошлое, то люди были похилее. Да и приемов еще многих не знали».
– Разогрелись, теперь давай покумекаем. Только дыхание не сбивай – а то лежать тебе на грязной землице.
– Как тебе имя воин?
– Марх из Тарса. Услуга за услугу, бритый.
– Алтанцэг Улэнд.
– Красивое имя. Золотоцвет. Почему родичи биться вздумали?
В глазах юноши мелькнуло недоверие. Сабельщик успокоил:
– Я тарсянин. Нияты еще только просыпаются. Мое родство ближе к хуннам. Или джунгарам.
– Так я бьюсь против своего же рода?
Марх уклонился от пролетающего кулака, выгнулся, разгадав маневр и пропустив ударную волну мимо. За эти пятнадцать минут (что для такого боя чрезвычайно долго, почти бесконечно) он хорошо изучил основные стили парня и построенные на них вариации.
– Не совсем. Мы пока что танцуем, а не бьемся. Так из-за чего сыр-бор? Чтобы я хоть знал, за какие награды потею.
– Они украли статую Джунга. Но мы вернули ее, – юноша неудачно повернулся и Марх отвесил ему размашистую пощечину. Боец мгновенно совладал с закипающим гневом – мог бы уже лежать со сломанной шеей, но иноземец милостив, – вандалы хотят забрать нефритового бога, даже не стыдясь своего воровства.
– Хм, – некоторое время схватка велась в тишине.
Сабельщик продолжал с видимой легкостью парировать удары противника. Солнце начало припекать и тарсянин ощутил, что в глазах задвоилось. Впрочем, и парень двигался медленно, устало. Через несколько минут бойцы остановились, не сводя друг с друга глаз. Марх развел руками:
– Битва битвой, а трапеза в полдень. Коли не согласен, продолжим.
Юноша глубоко вздохнул:
– Через два часа. Как спадет первый жар.
В стане на него набросился взволнованный Авенир. Руки у акудника тряслись, глаза горели – Марху пришлось толком постараться, чтобы добиться от него внятного рассказа. Выслушивая волхва, тарсянин не торопясь поглощал яства – запеченную косулю, кислый сок и зрелые раздувшиеся дыни.
– Пока что обошлось без крови, – успокоил парня сабельщик, – пошлют боги милость, до вечера дотянем.
– Чужеземец хорошо бьется. И даже снял с бойца сапог! – хан Каруд явился словно из ниоткуда, – как тебе противник?
– Я редко видел таких сильных бойцов, – Марх не утруждал себя любезностями, – у него есть лишь один недостаток. Он еще молод и не умудрён военной хитростью.
– Но мальчики вырастают и становятся мужчинами.
– Да, это так, – сабельщик встал, отер руки о грубую, колючую рогожу, – если остаются живыми.
И без того узкие глаза хана превратились в две тонких линии, по скулам пробежали волны. Тарсянин про себя ухмыльнулся. «Хан должен быть тверд, как скала, но прочитать его мысли не так уж и сложно». Потянув время, Марх лениво хмыкнул:
– Неохота его убивать. Хороший бы янычар вышел. Хана бы охранял.
Каруд неуверенно произнес:
– Пришелец не давал обетов убить. Только одолеть.
Сабельщик молчал, напустил скорбный вид – мол, честь мою унижаешь. Хан, не выдавая волнения, продолжил гнуть свое:
– Они все-таки нам братья, хоть и старшие… А весь стан только с охоты, уставший… Их надо проучить и довольно – пусть живут.
– Что же, пусть. Я всегда старших учил, – Марх изобразил удовольствие, поучительно изрек, – младших нужно слушать, я так брату и говорил. Бывало, уложишь его на пузо, заломишь руку и говоришь – «давай дружить». А он сразу все понимает – и дружит, и служит, и похлебкой делится.
Хан приободрился, лицу вернулся ровный цвет.
– Стало быть, договорились. Бейтесь, только без увечий, без злобы. Как на соревнованиях.
– Если на меня кидаться не начнет. А то я ж злой, не стерплю.
К бою приступили с новой силой. Алтанцэг Улэнд двигался активно, делал ложные выпады и увертки. Марх парировал, ставил блоки, пытаясь настроиться на ритмы противника. Сабельщик глубоко внутри радовался, что боец назначил ближе к вечеру – «Благо, хоть жара сошла. Скорей солнце по башке грохнет, чем кулаком прилетит». Через несколько минут ощутил легкие подергивания – отражения токов противника. Произошло то, что тарсянин испытывал лишь пару раз в жизни – когда пребывал в Элхои послушником. Внезапно он увидел бойца Зо насквозь – кости, мышцы, сердечный ритм и дыхание. Нервные импульсы вспыхивали в голове противоборца – и сабельщик уже знал, какое движение тот собирается сделать. Посозерцав эту картину несколько минут, полюбовавшись великолепием человеческого организма, Марх мягко приблизился и нажал несколько точек. Боец замер, раскинув в стороны непослушные руки. Сабельщик улыбнулся:
– Так-то лучше.
Глаза испуганно уставились на тарсянина.
– Я оставил движимыми стопы, чтобы ты не упал. А также голос, зрение и слух. Шею освобождать опасно – не люблю смертоносные косы.
– Что это за боевое искусство? – в голосе нията звучал нескрываемый интерес.