Вельможная панна. Т. 1

Нарышкин при помощи старого казака деда внушил Кат-ре, что она должна смело предстать пред императрицею и не должна закрывать лица рукавом.

– Ведь ты в церкви перед образом не закрываешься, – пояснил Нарышкин понятным, осязательным примером. – Перед Небесною ты стоишь в церкви с открытым лицом, а государыня – царица земная, и перед нею нельзя закрывать лица.

Явился и ее жених, которому тоже внушено было, как держать себя. Но так как при аудиенции должно было находиться лицо, знакомое с малорусским языком, то переводчиком, на всякий случай, явился граф Безбородко, кровный украинец.

Около императрицы находился кроме Безбородко Дмитриев-Мамонов, когда Нарышкин ввел в покои государыни жениха и невесту. Первый, к удивлению всех, вошел свободно, с открытым лицом, смело, красиво. Это был смуглый, мускулистый великан, точно вылитый из бронзы. Висячие черные усы и закинутый на левое ухо смоляной чуб ярко оттеняли его мужественное загорелое лицо. Перед ним невеста казалась прелестным ребенком… Личико ее, смугленькое и нежное, рдело от волнения, а из-под длинных и густых ресниц точно сыпались лучи света, что придавало красавице как будто лукавое выражение, тогда как все внутри ее трепетало от волнения.

– Quelle jolie mine, n'est ce pas? – невольно шепнула Екатерина Мамонову.

– Qui, votre majeste… C'est une charmante petite matine, – тихо отвечал последний.

– Et ce brigand? – указала Екатерина глазами на же-ниха.

– Ma foil Il est ravissant, ce coupetete, – шепнул Мамонов.

Красавец казак, казалось, понял, о чем они говорили, и вытянулся еще картиннее.

Императрица с улыбкой обратилась к его невесте.

– Подойди, дитя, ко мне, не бойся, – ласково сказала она.

Та – ни с места, только послала сноп лучей из-под роскошных ресниц.

– Подойди, тебя зовет государыня, – шепнул неподвижной девушке Нарышкин и, тронув ее за плечо, выдвинул вперед.

– Как тебя зовут, милая? – спросила императрица.

– Катрею, – чуть слышно прошептала юная красавица, которой заранее внушено было, чтобы она непременно отвечала на вопросы государыни.

– Катрею? – казалось, недоумевала императрица.

– Екатерина, ваше величество, – подсказал Безбородко, – Катря.

– Катря… Это так хорошо, красиво звучит, – сказала государыня. – Я очень рада, что ты моя тезка, меня тоже зовут Екатериной… Катрей, – лукаво глянула она на Дмитриева-Мамонова.

– Катрею, только Великою, – подсказал Нарышкин.

– Sed non jmnes conveniunt, – улыбнулась императрица, вскинув на него глазами.

– Omnes, о regina imperatrix! – горячо воскликнул Нарышкин. – Orbis terrarum convenient!

Екатерина слегка пожала плечами и снова обратилась к девушке.

– Так ты любишь своего молодца жениха? – с улыбкой спросила она.

Моментально широкий белый, шитый красною и голубой заполочью, рукав закрыл зардевшееся личико красавицы. Все невольно улыбнулись.

– Любишь, милая Катря? – повторился вопрос.

Другой рукав пришел на подмогу первому. Придворные уже не улыбались, а весело рассмеялись.

– Украинская девушка этого никогда не скажет, ваше величество, – пояснил Безбородко.

– Конечно, любит, – решил Нарышкин, – если б не любила, то не закрывалась бы.

Екатерина улыбнулась, видя, с каким усердием Храповицкий вытирал выступивший на его тучном лице обильный пот.

– А есть у тебя, милая Катря, отец и мать? – снова обратилась императрица к девушке.

Та отняла рукава от лица.

– Только тато та дидусь, и маты померли, – чуть слышно проговорила Катря.

– Бедная сиротка! – участливо проговорила императрица.

Потом взор ее остановился на красавце казаке.

– А как тебя завут, молодец? – спросила она.

– Панасом, ваше императорське величество! – бойко отчеканил украинец. – Опанасом.

– Афанасий, – подсказал Безбородко.

– Афанасий – Панас, – повторила императрица. – Так ты жених милой Катри?

– Жених, ваше императорське величество.

– Зарученый?

– Ни ще, ваше императорське величество: вона мени ще не подавала рушники, але я сплю с нею вже другий год, – отрезал молодец.

«Сплю…» Императрица обвела всех изумленными глазами. Нарышкин лукаво улыбался: «Вот те и глаза серафима». А Храповицкий совсем закрыл лицо фуляром, не то утирая пот, не то задыхаясь от смеха.

– Спишь!.. Как! Где? – недоумевала императрица.

– У комори або у клуни, ваше императорське величество! – смело утверждал наивный богатырь.

Государыня с еще большим изумлением взглянула на графа Безбородко.

– Не удивляйтесь, ваше величество, – с улыбкой поклонился тот. – Это – народный обычай, освященный веками. Здесь, в Малороссии, молодежь, парни и девушки, сходятся на игрищах, на так называемой «улице» или на «вечерницах», посиделки великорусские. Там они знакомятся и сближаются и завязывают невинные любовные романы. Это называется у них «жениханьем», будущий жених девушки и родители «женихающихся» знают обыкновенно, с кем «женихается» их сын или какой парубок «женихается» с их дочерью. «Жениханье» приводит к тому, что «парубок», понравившийся девушке, начинает ходить «спать» с нею, и опять-таки с ведома родителей.

– Mais c'est une corruption des moeurs! – изумилась императрица.