Читаем Вельможная панна. Т. 1 полностью

Вельможная панна. Т. 1

Ой, у Святу-ж то було недилю, не сизии орлы заклекотали,Як то бидни безчастни невольники у тяжкий неволизаплакали,На колини упадали,У гору руки пийдимали,Господа милосердного прохали та благали:«Подай нам, Господи, з неба дрибен дощик,А з низу буйный витер,Хочай-бы чи не встала по Чорному морю быстрая хвили,Хочай-бы чи не повырывала якорив з турецькой каторги,Да вже-ж нам ся турецька, бусурманьска каторга надоила,Кайданив зализо ноги поврывало,Биле тило казацьке молодецьке коло жовтой костипошмугляло!..»

– Гэ-эй-гей-гей! – опять тихо плачет старческий голос, как бы ослабевший от взрыва отчаяния. – Гэ-эй-гей-гей!

– О боже! Это невыносимо! – простонал чей-то молодой женский голос.

Императрица оглянулась. Это плакала одна из ее молоденьких фрейлин, родом украинка, закрыв руками побледневшее личико, по которому катились слезы.

– Бедная девочка, утешься: теперь этого уже не будет, – тихо сказала государыня.

Но это как бы совсем не касалось слепого певца: он уже привык к подобным женским рыданиям под его бандуру и продолжал торопливым, дрожащим речитативом:

Паша турецький, бусурменьский,Недовирок християньский,По галери вин похожае.Вин сам добре тее зачувае,На слуги свои, на турки-яничары, за-зла гукае:«Кажу я вам, турки-яничары,Из ряду до ряду захожайте,По три пучки тернины и червоной таволги набирайте,Бидного невольника по трычи в одним мисцизатикайте!»То ти слуги, турки-янычары, добре дбалиИз ряду до ряду захожали,По три пучки тернины и червоной таволги у рукинабиралиТричи в один мисци бидного невольника затикали.Тило биле казацьке молодецьке коло жовтой костиоббивали,Кровь християнську неповинно проливали…

– Гэ-эй-гей-гей! – И опять слышится только тихий говор струн да тихое объяснение Безбородко.

– Oh, c'est terriblement! – качает головою Сегюр, обращаясь к Нарышкину.

– Oui, monsieur, le compte: c'est quelque chose effraiyante, – отвечает тот.

Молоденькая фрейлина-украинка продолжала плакать.

– Плачь, дитя, – нежно говорит ей императрица, – слезы сострадания – это хорошие, святые слезы.

Снова нервно зарокотали струны, а за ними как бы угрожающий голос выговаривал:

Стали невольники на соби кровь христианьскузобичати,Стали землю турецьку, виру бусурманьскуклясти-проклинати:Ты, земля турецька, вира бусурманьска!Ты, розлука христианьска:Не одного ты розлучила мужа з жоною,Брата з сестрою,Диток маленьких з отцем и маткою…

Голос и струны вдруг оборвались, так что от неожиданности, при глубочайшем внимании, многие вздрогнули.

Кобзарь вдруг встал с полу и выпрямился. Все старческое и слепые глаза его обратились вверх, точно на молитву.

И вдруг голосом, полным трогательной мольбы и глубокой скорби, певец торжественно запел, ударяя по басовым струнам:

Вызволь, Господи, всих бидных невольникивЗ тяжкой неволи турецькойЗ каторги бусурманьскойНа тихи воды,На ясны зори,У край веселый,У мир хрещеный,На святоруський берег,В города христианьски!

Затем, обведя собрание слепыми очами и кланяясь в сторону императрицы, кобзарь торжественно, с шумным рокотом струн возгласил:

Даруй, Боже, милости вашей,Царському пресвитлому величеству,И всему высокому паньствуНа многая литаДо конца свита!

С последним ударом струн ропот одобрения прошел по всему собранию, а императрица с глубоким волнением проговорила:

– О, если бы Всевышний помог мне, хотя в будущем, при отходе в загробный мир, осушить слезы моих подданных!