С самого утра в Бобовинах было солнечно и тихо. Стояли последние ясные деньки осени. Небо, уже блёклое, было слегка подёрнуто полосами облаков, а местами чисто, совсем по-летнему синело над поредевшим лесом. Старые дубы на опушке стояли ещё в своём рыжем золоте, а внизу под ними, между могучих корней, трава была сплошь усыпана крепенькими, гладко-коричневыми желудями. Калина, уже поспевшая, била в глаза тёмно-пурпурными гроздьями; словно споря с ней, пламенели рябиновые кисти в низине. Рядом тёмной зеленью, отливающей синевой, красовалась разлапистая ель. Птиц уже не было слышно, а над болотом с раннего утра раздавалось горестное курлыканье: там собирались в путь журавли.
Жёлтый лист прилетел с косогора и застрял в гриве вороного коня. Тот сердито запрядал ушами и мотнул большой головой.
– Спокойно… спокойно, Рогдай! – Сергей Тоневицкий смахнул лист с головы жеребца и спрыгнул на землю. Сделав несколько шагов по палым листьям, он осмотрелся. Вокруг, казалось, никого не было, но в ложбинке между рябинами одиноко темнел старый рассохшийся мольберт. Тут же на траве лежала палитра с кистями и скомканная старая шаль, на которой высилась горка собранных кем-то грибов. Увидев шаль, молодой человек широко улыбнулся и, оглядевшись, крикнул на весь лес:
– Варенька! Варвара Трофимовна!
Белка, сидящая на потрескавшемся стволе дуба, с возмущённым цвирканьем бросилась прочь. Листья посыпались дождём. Некоторое время было тихо. Затем из кустов лещины послышался шорох, и на опушку, придерживая подол старого холщового платья, выбралась худенькая девушка лет шестнадцати. Её загорелое лицо с заострённым носиком в россыпи веснушек не казалось хорошеньким, но радостная улыбка изменила его так, что Варя Зосимова сделалась почти красавицей. Её тёмно-рыжие, очень густые волосы, видимо, с утра были тщательно заплетены в аккуратную косу. Но сейчас эта медная коса была преизрядно растрёпана, дешёвый гребень сбился на затылок, а в спутанных прядях торчали хвойные иголки, былинки и даже золотистый берёзовый лист.
– Сергей Станиславович! Эка шумите, всех белок распугали! Я чуть грибы не пороняла, а уж какие знатные-то попались! Просто как солдаты, так рядами и стоят! Шляпочки все будто на заказ из бархата пошиты! И как это девки бобовинские до них здесь не добрались? Вот, полюбуйтесь!
Сергей с улыбкой посмотрел на в самом деле отменные, крепкие боровики, лежащие в подоле девушки.
– Вы так, в подоле, и понесёте их домой? – полюбопытствовал он.
Варя недоумённо оглянулась, словно ища кого-то. Затем вдруг покраснела так, что не видно стало веснушек, и смущённо заметила:
– И когда только устанете мне «вы» говорить, Сергей Станиславович? Я ведь не барышня и совсем непривычная… Каждый раз смотрю, кто ещё тут есть, с кем я вместе «вы» буду…
Сергей засмеялся: весело и необидно. Помогая Варе переложить грибы из подола в расстеленную шаль, заметил:
– Вы, Варвара Трофимовна, во сто раз лучше иной барышни.
– Полноте! – отмахнулась Варя, поворачиваясь за откатившимся боровиком и пряча улыбку.
Сергей снял с её волос одну былинку, другую, потянул запутавшийся лист. Варя ойкнула.
– Простите, Варенька… Но у вас в волосах все дары леса обретаются! Только что Михайло Потапыч не заблудился!
– Так спозаранку по чаще ползаю! – просто пояснила девушка. – Пришла-то рябинку написать, пока листва на месте, – так мне хотелось! Всю страду бегала мимо, на эту рябинку поглядывала да ждала: вот отожнёмся, соскирдуем, высушим… Перед молотьбой хоть денёчек выгадаю, сбегаю! Ну, сегодня спозаранок и метнулась сюда! Начала было, а вдруг глядь – прямо из былья-то гриб торчит, генерал генералом! Я сорвала, глядь – а рядом ещё один, да ещё, да груздей целая рота! Всё забыла, собирать кинулась! Вечером в котёл кинем, навар будет…
Сергей с улыбкой слушал болтовню девушки, тщетно пытался поймать её взгляд. Но Варя, торопливо перекладывая грибы в шаль, была поглощена, казалось, только ими. В конце концов молодой человек потерял терпение, взял из её рук последний, весь облепленный хвоей боровик и ласково стиснул в ладонях худенькие, холодные, испачканные краской и землёй пальцы. Варя снова покраснела, но руки не вырвала. Зелёные, ясные глаза из-под золотистых ресниц смотрели спокойно, доверчиво.