Венчание с бесприданницей

– Так вот в чём причина… Ты тоскуешь по Серёже, ма шер? Господи, когда же я наконец влюблюсь и пойму, как это – рыдать с утра до ночи без всякого повода? Он ведь вчера передал тебе поклон в письме, так чего ж тебе ещё надобно?

– Разумеется! (хлюп) Передал! (хлюп). Глупый поклон! (хлюп-хлюп-хлюп). И в следующей строке – такой же поклон кучеру Еремею и кухарке Федуловне! Как это трогательно! Какое внимание к моей ничтожной персоне! Странно, право, что не передал в последнюю очередь, после казачка Антошки! Ах, боже мой, как я несчастна, как одинока…

– Александрин, милая, но что же я могу поделать?.. Серёжа – такой насмешник! Он и мне написал, что не стоит быть жестокой с Самойленко, он небезнадёжен и его можно научить петь вторкой «У меня в садочке». Ой, как же мы смеялись над вчерашним письмом!

– Конечно! Тебе смешно! Только моих страданий никто не видит, я слишком ничтожна, чтобы обращать на меня внимание! – захлёбывалась Александрин. – И ведь даже этой твари, этой деревенской дуре Варьке он написал отдельно, а я… а мне… поклон после кухарки-и-и… Уы-ы-ы-ы…

– Александрин, ты не смеешь так говорить! – с неожиданной жёсткостью сказала Аннет. Её свежее задорное личико стало суровым. – Ты моя кузина, и я, поверь, тебе искренне сочувствую, но и оскорблять Варю не позволю. Она вовсе не дура! И тем более не тварь. Она замечательная, красивая и талантливая. Её вина лишь в том, что Серж влюбился в неё, а не в тебя… Но тут уж, суди сама, ничего не сделаешь.

Но Александрин ничего не слышала:

– …и как это пошло, как неприлично – получать письма от холостого мужчины! И княгиня Вера Николаевна этому не препятствует! И ты служишь почтальоном, бегая на деревню с этими вульгарными письмами в эту ужасную избу!

– Кабы тебе эти письма писались, так не были бы вульгарными! – не выдержала Аннет. – Достаточно, ма шер, у меня теперь тоже болит голова! Надеюсь, ты удовлетворена тем, что будешь мучиться не одна? А я не могу, как ты, целый день проваляться на тахте страдаючи! У меня класс! И инструмент! И маменька просила помочь со счетами! Да ещё в самом деле нужно доехать верхом до Гнатова и передать письмо Варе, не Антошку же с ним посылать! А ты можешь упиваться своими горестями хоть до Страшного суда, вольному воля! Как только не жаль тратить на это время…

Новый шквал рыданий заглушил её голос. Мгновение Аннет свирепо смотрела на содрогающиеся плечи кузины. Затем налила в стакан воды из графина, резко стукнула им по столу перед Александрин и вышла из комнаты.

Довольно быстро безутешные рыдания смолкли, и страдалица – босая, в ночной сорочке – спрыгнула с постели на пол. Воробьи за окном продолжали радостно гомонить. Александрин с ненавистью посмотрела на них, хлюпнула распухшим носом и, подбежав к двери, закрыла её изнутри на щеколду. После этого на цыпочках кинулась к комоду и принялась один за другим выдвигать ящики. На пол посыпались ленты Аннет, гребни, заколки, бархотки и перчатки. Александрин досадливо отодвигала их ногой, продолжая поиски. Искомое обнаружилось под стопкой батистовых платков: письмо, подписанное твёрдым, хорошо знакомым почерком: «Варваре Трофимовне Зосимовой от гвардии подпоручика Сергея Тоневицкого».

Письмо было не запечатано: свои записки к Варе Сергей обычно вкладывал в письма к сестре, и Аннет охотно относила их по назначению. Бросив опасливый взгляд на дверь, Александрин присела на край постели, развернула голубой лист и принялась читать.

Письмо было длинным, и Александрин ещё несколько раз принималась всхлипывать и яростно шептать: «Ах тварь, тварь, бессовестная девка, холопка!» – прежде чем дочитала до конца. Закончив, она зло отшвырнула листок, вскочила и принялась ходить по комнате от стены к стене. В дверь осторожно постучали: это была горничная, призывавшая к завтраку.

– Да оставь же меня в покое, дура, я не буду завтракать! – завопила Александрин. Из-за двери послышался сокрушённый вздох, затем раздались удаляющиеся шаги. С минуту девушка ненавидяще смотрела на запертую дверь. Затем обвела взглядом комнату и поспешно принялась заталкивать разбросанные вещи обратно в комод. После этого она спрятала под подушку чужое письмо, отперла дверь и позвала горничную: одеваться.

Вопреки опасениям Аннет, солнце после завтрака не скрылось. Правда, неяркие лучи совсем не грели, в низинах у леса так и остались лежать полосы недавно выпавшего первого снега. Но рябины в перелеске весело горели багряными кистями, и, словно перекликаясь с ними, пламенела в низких лучах солнца калина на опушке. Клёны и липы в большой аллее давно облетели, но рыжие и золотистые листья ещё лежали кое-где на пожухшей траве. Александрин быстро шла по пустой аллее, сжав тонкие губы и сдвинув брови – отчего её лицо сделалось постаревшим и отталкивающим. Пальцы её, сжимавшие небольшой, расшитый бисером ридикюль, побелели в суставах. Выйдя в маленькую калитку на задворках сада, она выбралась на полевую дорогу и пошла по ней в сторону деревни Гнатово.