Венчание с бесприданницей

– Прокоп, ты меня замучил, право, с конским заводом! – отмахнулся Закатов. – С каких барышей его заводить? У нас дай бог если через три года хоть какой-то прибыток появится да мужики кой-как встанут на ноги! Лучше вечером зайди ко мне, потолкуем насчёт Рассохина, кому там корова требовалась…

– Фроловым да Аникиным, я вам вечером всё в лучшем виде доложу! А ты, барин, к Остужиным бы съездил! – упрямо гнул своё Прокоп, уже выходя за порог. – Вот прямо сейчас да поезжай, пока дождя нет и дорога хорошая! Убудет от тебя разве? А вечером мне и расскажешь, чем дело кончилось!

Закатов тяжело вздохнул и пообещал поехать к соседям немедленно.

Дом Остужиных оказался чудом не падающей набок развалюхой, когда-то выкрашенной в зелёный цвет, но сейчас облезшей до серых брёвен. Щели между брёвнами были незатейливо заткнуты старыми тряпками и паклей. Крыша неумолимо съезжала набок и с трёх сторон была подпёрта сучковатыми жердями. Летом всё это убожество, вероятно, скрывали разросшиеся кусты шиповника и густой плющ, сухие плети которого до сих пор обвивали брёвна-подпорки. Но сейчас ветхий дом выглядел голо, как нищий на дороге. На заросшем сухим быльём дворе кое-как валялись не уложенные в поленницу дрова, среди которых бродили грустные козы и стояли два мужика в подвязанных мочалом зипунах. Мужики вели какой-то глубокомысленный разговор, время от времени отмахиваясь от коз. Возле распахнутых ворот играли в бабки белоголовые мальчишки, а из открытой двери неслись отчаянные вопли:

– Ай, барышня, помилуйте! Ай, отродясь не стану, чтоб мне света не увидеть! Ай, нечаянно, видит бог, нечаянно спутала!!!

– Ты у меня, мерзавка, сейчас… куда?! Убью, право слово, убью! Вернись сей же час, убоище!

Какое там… Встрёпанная курносая девка ссыпалась с разбитого крыльца и, задрав подол, понеслась через двор. Она ловко перескочила через рассыпанные поленья, не споткнувшись ни на одном, протиснулась между загоготавшими мужиками, ловко пнула в бок козу и прыснула в открытые ворота, всполошив стайку детей. А за ней, подобная гневной валькирии, в съехавшем набок фартуке поверх домашнего платья, неслась мадемуазель Остужина с веником в руке.

– Дунька! Стой, поганка, сказано тебе! Да что же это за божье наказание, во всём доме никто… Боже мой, мосье Закатов! Здравствуйте!

Никита невольно попятился, когда соседка остановилась на всём скаку в двух шагах от него, и веник чудом не мазнул его по лицу. Несмотря на яростное выражение лица и некоторую общую встрёпанность, мадемуазель Остужина показалась ему довольно привлекательной. Высокие «ногайские» скулы её горели ровным розовым цветом, раскосые глаза блестели пылом битвы, а волосы, ещё не уложенные в гладкий пучок, сейчас являли собой толстую косу, рассыпающуюся прядями по плечам и спине.

Прекрасно понимая, что прибыл не вовремя и поставил мадемуазель Остужину своим визитом в неловкое положение, Никита всё же не сумел удержаться от улыбки. К его изумлению, Анастасия Дмитриевна усмехнулась в ответ.

– О, ну вы в самый раз! – переведя дух, объявила она. – Ради всего святого, мосье Закатов, не могли бы вы отвлечь папеньку? Привезли дрова и побросали, изверги, кое-как… Да-да, Прохор, это я о тебе! Сейчас вы у меня живо всё в поленницу уложите, не то!.. А папеньке как раз приспичило в преферанс, я его Дуньке поручила, а эта бестолковщина… Нет, вы взгляните только! – Она энергично взмахнула веником, и обтрепанные прутья снова чуть не проехались по лицу Закатова. Он поспешно повернулся – и расхохотался. С ветки облетевшей липы у ворот свисали грязные пятки. Злополучная Дунька, воспользовавшись тем, что барышню отвлекло появление гостя, вскарабкалась на дерево и теперь сидела в развилке, глядя вниз голубыми смеющимися глазами.

– Слезай, шишига немытая! – ворчливо велела Остужина. – Слезай, кому сказано, да марш в дом, приберись, видишь – к нам гость! Да не трону я тебя, остолопина, вот – видишь? – Веник полетел через забор. – Спускайся немедленно! Ишь, выучилась, как белка, по сучкам скакать… Лучше бы ты с барином этак же проворна была! А то третий год при папеньке состоит и до сих пор дамы от валета отличить не может!

Дунька, кряхтя и елозя босыми пятками по шершавой коре, под гогот мужиков съехала с липы наземь. Опасливо поклонилась гостю и вихрем метнулась в дом.

– Вот и поди тут с ними! – сокрушённо сказала Остужина и тут же кинулась к мужикам: – Прохор, Прохор, а ты куда это собрался со двора, душа моя? А ну, живо укладывать! И ты, Ермолай, тоже! Ишь, встали почётной стражей, только бы зубы скалить! Никита Владимирович, я вас нижайше умоляю, пройдите к папеньке!

Закатов был вынужден повиноваться.