Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

Баламут с тончайшим сердцем, ипохондрик, мизантроп, грубиян, весь сотворенный из нервов, без примесей, он заводил пасквильности, чуть речь заходила о том, перед чем мы привыкли благоговеть, – и раздавал панегирики всем, над кем мы глумимся, – все это с идеальной систематичностью мышления и полным отсутствием систематичности в изложении, с озлобленной сосредоточенностью, с нежностью, настоенной на черной желчи, и с «метафизическим цинизмом»[251].

Автор «Москвы – Петушков» – наследник мировой литературы, оставившей ему в обладание широчайший диапазон социальных, философских, политических, нравственных и религиозных проблем. Из западноевропейских литератур самая широкая сеть цитат связана с немецкой – Венедикт Ерофеев старался овладеть немецким языком, и «Фауст» Гёте был для него очень важной книгой. Русская литературная традиция переработана им дифференцированно: с любовью и дистанцией по отношению к гармонической дворянской культуре Тургенева и Толстого; чувством причастности и некоторой насмешки по отношению к писателям-демократам прошлого века; насмешливым отталкиванием от программных произведений Горького и Маяковского; открытым сарказмом по отношению к пишущим «не про то» современникам: Солоухину, Тихонову, Евтушенко; почтительным восхищением и интимной любовной иронией к высокой лирике Блока и Пастернака.

Углубление емкости текста, контрастность, пафос, ирония, сатира – функции литературных цитат в тексте «Москвы – Петушков». Литературные инкрустации свидетельствуют о приверженности и причастности Венедикта Ерофеева тому великому боговдохновенному акту творчества, который зовется искусством слова. В статье «О назначении поэта» Блок писал: «Мы умираем, а искусство остается. Его конечные цели нам неизвестны и не могут быть известны. Оно единосущно и нераздельно»[252]. Причастность к нему означает соединение разорванной связи времен и увековечивает личность с ее особыми чертами и изгибами, тайнами ума и совести. Цитатная игра словами и мыслями разных времен и народов, рождающая чувство относительности времени, ставит художника над сиюминутным, придавая его творчеству и жизни фантастический свет безвременья.

Исторические цитаты углубляют временную и смысловую перспективу, соединяя события разных эпох, показывая общечеловеческий характер их наполненности, – пример угличской трагедии. Вторая их функция – актуализация повествования, введение рассказа в русло современной жизненной обстановки. Страшное видение казни в конце книги отражает в конкретной детали содержание политического и социального конфликта героя: шило, сапожный инструмент – намек на Сталина, отчим которого был сапожником (в лагерях заключенные называли «отца народов» Гуталинщиком). Или упоминание «славного столетия», в честь которого пятиголовая бригада обязуется покончить с «производственным травматизмом»: имеется в виду столетие со дня рождения Ленина, праздновавшееся в 1970 году. Гротескно обыгрывая исторические и политические события и лозунги, В. Ерофеев устами героя отстраняется от господствующих догматов: так представлены петушинская революция, перифразы ленинских работ, девизы Горького, Мичурина, Н. Островского и т. д. Третья важная функция исторических цитат – заполнение пространства книги-гротеска, орнаментальность. Явный пример: упоминание убийства Гипатии. Исторические цитаты демонстрируют свободное обращение автора со временем и пространством, – момент, важный для понимания всего оксюморонного духа книги.