Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

Перескочив через крупный валун, он спугнул длинноухого кролика, притаившегося в камнях; пустился за ним вдогонку, положившись на собственную прыть. Кролик прыгал где-то впереди, старательно держа дистанцию, прижав уши к спине. Вдруг зверек остановился, и Кимбо прыгнул на него, но в последнее мгновение кролик отскочил в сторону и юркнул под гнилой пень, полый внутри. Кимбо недовольно заворчал, принюхиваясь, обошел пень кругом и, признав проигрыш, перепрыгнул через ствол поваленного дерева и потрусил в лес. Нечто, затаившееся в кустах, уже было готово к встрече.

Уловив новый запах, Кимбо замер на тропинке. Бесформенная глыба, источавшая на все четыре стороны зловоние, не представляла для пса особого интереса – он презрительно фыркнул и пошел в обход.

Тварь подпустила собаку поближе – и обрушила на нее тяжеленный молотящий кулак. Заметив краем глаза движение, Кимбо весь подобрался и рванулся вперед. Сокрушительный удар пришелся ему по крестцу. Взвыв от боли, пес кубарем скатился вниз по склону, кое-как поднялся на лапы, помотал головой, отряхнулся и с глухим рычанием пошел назад, прямо к безмолвному существу с кровожадно сверкающими глазами. Пес опустил хвост, его загривок весь вздыбился, топорща шерсть. Тварь подняла обе руки, готовая отразить нападение.

Кимбо присел и, оттолкнувшись лапами, кинулся на обидчика, метя в глотку. Прыжок вполне удался – вот только зарывшись зубами в плоть врага, пес понял, что задыхается: горло будто забила липкая грязь. Взвизгнув, Кимбо рухнул наземь, и монстр, наклонившись к нему, дважды опустил свой молот-кулак. Собачий хребет так и хрустнул, как сухая ветка, и чучело, усевшись рядом с агонизирующим животным, принялось буквально разбирать его по частям.

– Вернусь где-то через часик, – объявил Элтон Дрю, снимая винтовку с подставки за деревянным ларем. Его брат рассмеялся.

– За твоим Кимбо нужен глаз да глаз.

– Уж я-то знаю эту псину, – откликнулся Элтон. – Раз Кимбо не отозвался, когда я его покликал, значит, – либо в передрягу попал, либо охотится на какую-нибудь дичь.

Кори Дрю с улыбкой вышел из кухни, неся стакан молока своей девятилетней дочке.

– Своему псу ты уделяешь столько же времени, сколько я – нашей девочке.

Бэйб спрыгнула со стула и засеменила к дяде.

– Дядя Элтон! Поиграем в «поймай меня, бабайка»!

Бабайка – недавняя выдумка Кори; так назывался тот, кто прячется в темных углах и поджидает маленьких девочек, которые гоняют цыплят, играют вблизи работающей техники и кидаются со всей дури недозревшими яблоками в свиней только ради того, чтобы услышать забавное «шлеп» и уморительное всполошенное «уи-и-и-и». И до тех девчонок, что бранятся с австрийским акцентом, нахватавшись словечек у былого сезонного рабочего, бабайка тоже охоч. И до тех, что делают в стогах лазы, от которых те проседают, и тех, что бросают раков в ведра с молоком, и тех, что вечерами гоняют рабочих лошадок по пастбищу до измору.

– Оставь дядю Элтона в покое и поосторожней с этой винтовкой! – приказал Кори. – А ты, Элтон, если повстречаешь бабайку, тащи его сюда. Напомни, что у него – разговор с Бэйб по поводу вчерашнего. – Под тем «вчерашним» подразумевался казус, когда Бэйб на голубом глазу насыпала коровам в корыто молотого перца поверх соли.

– Будь покоен, дружище, – усмехнулся Элтон. – Обещаю, что приволоку тебе бабайку на привязи, ежели только он меня первым не сцапает.

Элтон Дрю шагал по тропинке в направлении леса и думал о Бэйб. Девочка, любимица всех домашних на ферме, была удивительным ребенком. Хотя – как же ей не быть? Оба брата любили Клиссу Дрю, но та предпочла Кори, и теперь они вдвоем души не чаяли в ее дочери. Странная штука – любовь. Элтон был мужик до мозга костей, но в отношении дел сердечных терялся. О любви он знавал не понаслышке, ибо до сих пор неровно дышал к жене брата; ее он обожал не меньше Бэйб. Любовь давала силы, но он по-прежнему смущался, думая о ней. Чувство к собаке – другое дело: взаимная глубокая привязанность, не требующая слов. Дух пороха, смешанный с запахом мокрой шерсти и дождя, заменяет аромат роз, а радостный визг и сдавленный крик дичи – поэзию… и это, конечно же, ничего общего не имеет с тем, когда у тебя в горле что-то перехватывает, и дар речи напрочь теряется. Так что Элтон проявлял свои чувства открыто только по отношению к Кимбо да к старому винчестеру, а все прочие – вроде любви к жене брата и племяннице, – запрятывал глубоко-глубоко в душе.

От его внимательного взгляда не ускользали свежие следы на мягкой земле за валуном – там, где Кимбо бросился вдогонку за кроликом. Отвлекшись от них, он поискал глазами то место, где кроль мог спрятаться, и направился к старому пню. Кимбо побывал здесь, но чуть позже, чем следовало.

– Старый дуралей! – Элтон хмыкнул. – Сколько раз я тебя учил – дичь ни за что одним преследованием не взять. Хитростью – то другое дело…