Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

Первоначально в практики Агапе был внедрен ритуал евхаристии, символическая процедура приобщения к плоти и крови Христовой. На следующей стадии ритуал Агапе подвергся организационным трансформациям, и в нем начал принимать участие епископ, без которого религиозное действо было невозможным, ибо он благословлял пищу. Чуть позже поменялась позиция епископа, который уже не сидел с пирующими, а стоял, то есть был отделен от них позиционно, да еще и возвышался над собравшимися. После этого трансформации подвергся ритуал прощального поцелуя – вместо того чтобы целовать друг друга, участники ритуала целовали епископа, а чуть позже – кусок дерева, которой по окончании ритуала передавался священнику. А еще позже ритуал целования был вообще упразднен. В 363 году Лаодикийский собор утвердил евхаристию в качестве основного и единственного ритуала причащения, а практику Агапе вынес за пределы церкви. Долгие годы эта практика существовала вне христианских храмов, но в 692 году Трулльский собор вообще запретил ее, назначив отлучение от церкви в качестве наказания за ее поддержание.

Эпоха Возрождения способствовала излечению от многих форм безумия, но само безумие побороть не смогла. Поскольку церковные власти по-прежнему контролировали базовые представления о морали, лежащие, допустим, в основании брака (хотя освящение брака не сразу стало прерогативой церкви – еще во времена Шекспира основным документом, легитимизирующим брачные узы, был брачный договор), концепт греха и связанный с ним концепт вины по-прежнему служил фильтром, контролирующим отношения человека и бога. Любовь все еще отождествлялась со страстью, а страсть – с грехом, а потому даже любовь к законной жене, если любовь эта была страстной, объявлялась греховной. В суровые века протестантизма греховным почиталось и удовольствие – каким бы способом оно ни достигалось. Католическая же церковь особо выделяла в качестве греховного эротическое удовольствие. Сдерживаемые втуне вулканические силы сексуальности породили в эти времена множество форм невроза, в создании которых общество оказалось столь же умелым, как в создании мостов, новой архитектуры, фабрик и бомб. И даже в тех случаях, когда нации открыто отказывались от христианства, репрессивные методы подавления сексуальности сохранялись, и главным их инструментом был концепт вины. Поэтому секс и религия, две базовые ценности человеческой культуры, перестали быть смыслом существования человека, и стали лишь средством борьбы за доминирование одних над другими.

Херб Рейли входит в детскую, чтобы пожелать сыну и дочери спокойной ночи. У постели Карен он становится на колени. Дейви внимательно наблюдает. Херб берет Карен на руки, щекочет ей животик, пока она не начинает верещать, целует в шейку и слегка покусывает за мочку уха. Дейви не сводит с отца и сестры широко открытых глаз. Херб с головой укрывает Карен одеялом и быстро приседает, чтобы дочь, когда стянет одеяло с лица, его не увидела. Она ищет его, находит и весело смеется. Он снова целует Карен, разглаживает одеяло и шепчет:

– Папочка любит тебя!

После этого он поворачивается к Дейви, который, насупившись, наблюдает за происходящим. Херб протягивает ему правую руку. Дейви берет его ладонь, Херб жмет ему руку.

– Спокойной ночи, старина! – говорит отец.

– Спокойной ночи, – отвечает, не глядя, Дейви.

Херб выключает свет и выходит из детской.

Дейви выбирается из постели, берет свою подушку, подходит к Карен и изо всех сил бьет ей подушкой по лицу…

– Я не понимаю, – говорит Херб через некоторое время, когда слезы на лицах детей высохли и взаимные обвинения иссякли, – почему он это сделал.

«Ледом отвергает прошлое и все, что с ним связано (продолжает церебростиль). Мы, ледомцы, навсегда расстались с прошлым и всем, что было создано прошлыми поколениями, за исключением чистой, ничем не омраченной человечности.

Это стало возможным в силу уникальных обстоятельств нашего появления на свет. Мы явились в мир из безымянной горы, и как вид мы уникальны. Как все виды, наш вид мимолетен. Мимолетность и преходящий характер нашего существования есть главный объект нашего поклонения. Мимолетность предполагает движение, динамику, изменение, эволюцию, мутации, жизнь.

Зародышевую плазму нельзя подвергнуть идейной обработке, и этот замечательный факт есть важная составляющая условий нашего рождения. Если бы homo sapiens хватило здравомыслия (сил же и возможностей у этого вида было предостаточно), он смог бы устранить всяческие опасности, предусмотреть всевозможные противоядия, но вырастил бы одно совершенно чистое поколение. Будь у homo sapiens желание (а разумения и сил ему хватало), он бы установил религию одаряющей любви, смог бы гармонизировать ее со своей культурой, и со временем получил бы таких чистых поколений целую череду.