И лишь они знали, что мы были чем-то совершенно уникальным, что ничего, подобного нам, не появлялось на лице планеты. Наши предки не раскрыли нашей тайны перед лицом homo sapiens, поскольку мы от них отличались, а те, как и любые стадные существа, верили в глубине своих сердец, что все, что отличается, опасно и должно быть уничтожено. Особенно опасно, если в чем-то существенном мы схожи (Эти гориллы – они ужасны! А как противен этот бабуин!), а в каком-то отношении, скажем, технологическом, и превосходим (вспомни реакцию на первый спутник, Чарли!). Но самую сильную ненависть homo sapiens могли вызвать особенности нашей сексуальной жизни – именно в этой сфере возникает больше всего непонимания, чреватого как злобой, так и завистью. В каннибальском обществе не есть себе подобных – аморально!
И в этот момент щелкнула кнопка. Чарли Джонс открыл глаза и увидел ироничную улыбку на лице Филоса.
И произнес по-английски:
– Ничего себе!
– Едешь в кегельбан, дорогая?
– Нет, дорогой! Я позвонила Тилли Смит и отменила поездку. Она была, кстати, рада. Я тоже, если говорить откровенно.
– Она что, тебя раздражает?
– Да нет. Просто она все эти дни какая-то… нервная. Она это понимает, и понимает, что мне это известно. И, вообще, она может даже пожертвовать боулингом, лишь бы со мной не ссориться, и знает, что это – лучший вариант.
– Похоже, в дело опять вступил простатит.
– Херб! Ты – сплетник. К тому же у нее нет простатита.
– У нее нет, зато у Смитти есть.
– Херб! Как же тебе нравится скабрезничать!
Некоторое время Херб сидит, задумавшись, после чего изрекает:
– Секс – это как штаны.
Джанетт удивленно вскидывает брови.
– Что? – спрашивает она. – Ты опять решил пофилософствовать? Ну, давай, облегчись.
– Я не философствую. Скорее – сочиняю притчи.
– Как Иисус?
– Именно. Так вот – секс это как штаны. Представь: я иду по нашей улице два квартала до перекрестка, покупаю в магазине пачку сигарет и возвращаюсь. Мимо меня проходит множество людей, но никто меня не замечает.
– Как же, не замечает, – качает головой Джанетт. – Когда ты такой большой и красивый!
– Подожди с глупостями! Никто не замечает. Или почти не замечает. Можешь спросить у тех, с кем я пересекся, – кто-то помнит, а кто-то нет. Так вот, поинтересуйся у того, кто помнит, – что на мне были за штаны. Хлопчатобумажные, из саржи, бархатные с белыми полосами или габардиновые?
– Ну, а при чем здесь секс?
– Подожди! Теперь представь, что я вообще пришел в магазин без штанов.
– То есть вообще?
– Ну да. Как ты думаешь, это заметят?
– Да ты и до угла не дойдешь. Лучше и не пытаться.
Херб усмехнулся.
– Заметят все, – сказал он. – Так и с сексом. Когда у человека секс есть, ему все равно, как он им занимается, – если, конечно, это не какие-то отклонения. Человек озабочен своими делами и даже не думает о сексе. Тем более ни к кому не пристает с разговорами. Но если секса нет, то он только о нем и думает, да еще и терзает всех, кто оказывается поблизости. Как раз случай Тилли.
– Уж Тилли-то это никак не беспокоит.
– Не все можно увидеть с первого взгляда. Если ее ничто не беспокоит, почему она не едет с тобой в кегельбан? Почему она такая нервная?
– Я думаю, ты прав по поводу штанов. Только не вздумай никому рассказывать, а то подумают, что Тилли ходит без штанов, – весело смеется Джанетт. – Ну и мысль! Что же, лучше старые штаны, чем никаких?
– Любые, лишь бы прикрыть задницу. Старые, новые, голубые, розовые.
– Не вздумай применить это к себе самому, – иначе тебе не жить.
В большом холле они встретили Миелвиса.
– Как дела, Чарли Джонс? – спросил тот.
– Все замечательно, – отозвался Чарли. – Я начинаю понимать, что ваш Ледом – самая грандиозная культура из всех, что когда-либо появлялись на нашей старой планете. Того, кто познакомится с вами, обязательно охватит религиозное чувство! Все остальные культуры превратились в дым и пепел, и только вы, мутировав, сохранились в чистоте и первозданности.
– То есть мы тебе вполне нравимся, верно?
– Я не сразу все понял, но теперь… Да, нравитесь. И мне очень жаль, что кто-то из ваших не явился проповедовать – туда, в мое время.
Миелвис и Филос обменялись взглядами.
– Нет, – сказал Филос, глядя мимо Чарли и обращаясь явно не к нему. – Еще не время.
– А когда?
– Я думаю, нам следует отправиться к Границе, – проговорил Филос. – Вдвоем. Только Чарли и я.
– Но зачем? – спросил Миелвис.
Филос улыбнулся, и в глазах его сверкнул темный огонек.
– Чтобы вернуться, нужно время, – сказал он.
Улыбка появилась и на губах Миелвиса, он кивнул и проговорил:
– Я рад, что мы тебе понравились, Чарли Джонс. Я думаю, ты навсегда сохранишь о нас хорошее мнение.
– И что теперь? – спросил Чарли, когда они с Филосом повернули в боковой коридор, после чего спустились на лифте и оказались в главном холле.
– Что вы с Миелвисом имели в виду? – спросил он еще более настойчиво.
– Есть еще кое-что, чего ты не знаешь, – сказал Филос, помахав рукой какому-то ребенку, который подмигнул ему в ответ.
– И ты покажешь мне это на Границе?