Венера Прайм

Бреннер опять помолчал и затем заговорил официальным голосом:

– Все это очень интересно, однако сперва надо решить гораздо более важный вопрос. Можно ли предположить, что это существо обладает разумом? Я считаю это весьма вероятным и своими полномочиями обязываю экспедицию придерживаться всех положений «директивы о первом контакте». Мы должны действовать осторожно.

На плечи Говарда Фалькона легла ответственность, о какой он никогда и не помышлял. Ему нужно все это хорошо осмыслить и прийти в себя. – Он так и заявил и отключил связь.

Начинало темнеть, короткий пятичасовой юпитерианский день подходил к концу.

Фалькону возможно предстояло стать первым послом человечества на  обитаемой планете с другим разумом. И он все свое внимание сосредоточил на возможном представителе этого разума.

На борту «Гаруды» Буранафорн испытующе посмотрел на Бреннера: седовласый коротышка провис и плавал в своей упряжи, как шарик теста.

– Жаль, что ты все это не проспал, – коротко сказал Буранафорн.

Дело дошло до возможности исследовать интересное явление, а «директива о первом контакте» могла связать по рукам и ногам. Ведь ее первое правило гласило: сохраняй дистанцию. Не пытайся приблизиться и налаживать общение. Дай «ИМ» вдоволь времени как следует изучить тебя. Что означает «вдоволь времени», никто не брался определить. Решать этот вопрос предоставлялось самому участнику контакта.

– Доктор, я серьезно. Тебе лучше пойти и как следует, хорошенько отдохнуть? – Что бы это ни было, но наступает ночь, а утро вечера мудренее. А скажи, этот парень из «Института Глас Народа» здесь для контроля, чтобы мы не нарушили директиву? Как ты считаешь?

Бреннер как‑то странно посмотрел на него:

– Я не смогу заснуть. Ты знаешь, как долго мы ждали этого момента?

– Ну как хочешь.

Буранафорн смотрел на Бреннера и думал:

Один из этих фанатиков, а еще час назад казался таким здравомыслящим, таким уравновешенным, говорил, что на Юпитере могут быть только какие‑нибудь микробы, не более того. Похоже в составе этой экспедиции много типов, которые вложили все свои жизненные надежды (если можно так выразиться) в облака Юпитера – сертифицированных инженеров, но все равно религиозных фанатиков. Казалось, они ожидают мгновенной реинкарнации или чего‑то в этом роде.

Сам Буранафорн был бывшим ракетчиком и авиационным инженером. Его буддизм жить ему не мешал, правда он ел только искусственное мясо, но маску на лице, чтобы случайно не проглотить комара, не носил.

Буранафорн заставил себя вернуться к текущим делам. – Кстати, где эти два офицера Космического Контроля? Похоже их присутствие действительно необходимо. Кто бы мог подумать…?

Он включил мостик:

– Что скажешь о безбилетнике? – Речь шла о Спарте.

– Ничего не скажу, – Раджагопал, первый помощник явно была не в настроении и в ее голосе звучала та раздражающая надменность, которая, по мнению Буранафорна, была свойственна индийкам, особенно тем, кто занимает высокие посты.

– Ну а все же?

– Она и Редфилд в клинике вместе с офицерами Космического Комитета. – Снизошла ответить помощник.

– Как капитан это воспринял?

На связь вышел сам Чоудхури:

– Пожалуйста, давай каждый будет заниматься своим делом, мистер Буранафорн. Не отвлекайся по пустякам.

Крошечная корабельная клиника. Спарта снова лежит без сознания.

– Я ударил ее не так уж сильно, – говорит Блейк, наверное, уже в сотый раз.

На этот раз светловолосый доктор (из старой сингапурской семьи, голландец по происхождению) не стал отвечать.

Он уже подробно объяснил, что кровеносные сосуды головы женщины стали опасно проницаемыми из‑за употребления препарата Стриафан, обнаруженного в огромном количестве у нее. Употребления в больших дозах и очевидно продолжительного. Даже слабого удара по голове было достаточно, чтобы вызвать столь опасные последствия.

Нанохирургический набор клиники мог бы с этим справиться, если бы пациент был в нормальном физическом состоянии, как большинство космонавтов. К несчастью, эта женщина сильно истощена, и у нее пневмония, а все это с сотрясением мозга и тромбом, определенно представляет  опасность для жизни.

Все было бы намного проще, думал доктор, если бы он мог избавиться от этого обезумевшего Редфилда и этой серой громадины – офицера Комитета. И откуда, черт возьми, он взялся, сверкает своим значком.

– Оставайтесь здесь, доктор Ульрих, – сказал офицер. – Мы с Редфилдом скоро вернемся.

– Нет ничего более я не могу сделать для больной, пока…

– Оставайтесь здесь.

– Но я не ел уже…

Выйдя в коридор, Командор повернулся к ожидающему там лейтенанту:

– Ничего, Вик?

– Ничего. – Высокий светловолосый лейтенант, в кобуре электрошокер. Он был знаком Редфилду еще по Порт‑Гесперу.

Командор пристально посмотрел на Блейка.

– Она на борту по крайней мере с Ганимеда. Ты уверен, что это не бомба?

– Только не на Кон‑Тики. Это проявилось бы как дополнительная масса.

– Она достаточно легко скрывала свою собственную массу.

– На Гаруде у нее была такая возможность. А Кон‑Тики неоднократно взвешивали, перед стартом. Вплоть до грамма. Я наблюдал.