– Значит, импульсная бомба, крошечная, не взрывчатая, достаточная, чтобы поджарить электросхему, такая, как ей подложили на Марсе.
– Она была вне закона почти два года, вне чьей‑либо системы. Как она могла получить доступ к столь сложному и дорогому?
– Тогда остается программное обеспечение.
Блейк неохотно кивнул:
– Думаю, ты прав. Но мы не узнаем, что она сделала, пока она сама нам не скажет.
– Послушай, Редфилд, я вовсе не пытаюсь от тебя избавиться. Но доктор говорит, что он голоден. Как насчет того, чтобы собрать немного помоев из столовой?
Блейк подумал, что за едой мог бы сходить и лейтенант, но потом сообразил, что у того оружие, которое может понадобиться в любой момент, и отправился в столовую.
Командор вернулся в клинику и обратился к доктору:
– Еду сейчас принесут. Расскажи подробнее о той гадости, которую она принимала.
– Этот препарат воздействует на зрительную кору головного мозга, находит ограниченное применение при лечении некоторых форм расстройства зрения. Обычная доза составляет примерно одну миллионную того, что принимала эта женщина.
– И что ей грозит?
– Галлюцинации. Слуховые и зрительные. Возможна шизофрения. Удар Редфилда в челюсть видимо привел, из‑за повышенной проницаемости сосудов, к потере той остроты зрения, которой она по‑видимому раньше обладала, отсюда ее жалобы, что она не видит… хотя видит она достаточно хорошо в обычном смысле этого слова. Непосредственной опасности для ее жизни сейчас нет. С ее пневмонией я справлюсь.
– Ты можешь говорить, Линда? – спросил Командор, увидев что она открыла глаза . Его грубый голос выражал странную смесь беспокойства и приказа.
Она отвела взгляд от лица Командора и хмуро уставилась на доктора.
– Не обращай на него внимания, он чист, – сказал Командор, игнорируя озадаченный и обиженный взгляд Ульриха.
– Ты скажешь мне, что ты сделала с Кон‑Тики?
– Нет, и ты это знаешь. – Она прямо смотрела в глаза Командору.
– Так, ты думаешь, что Фалькон занял твое место Посредника, находится там по воле пророков свободного духа и ты решила сделать так, чтобы у него ничего не получилось. Из ревности. Я прав?
– Ревность? – Она попыталась улыбнуться, ее улыбка произвела на него жуткое впечатление. Я, как и ты, просто не хочу, чтобы «свободный дух» вступил в первый контакт. Я вспомнила, кто ты.
– Говард Фалькон ни в чем не виновный человек.
– «Человек» это неправильное слово.
– Такой же человек, как и ты.
– Я не человек, – сказала она с силой, которая, видно было, дорого ей далась.
– Нет, ты ничто иное, как человек. – Командор обратился к доктору. – Покажи ей снимки.
Не протестуя, Ульрих сделал, как ему было сказано, и вывел на плоский экран снимки мозга женщины:
– Зрительная кора в результате удара и образования гематомы, почти полностью освободилась от привнесенных нано‑организмов…
– Достаточно, доктор, – сказал Командор, прерывая его. – Ты могла видеть ближе или дальше, чем обычный человек, Линда, не из‑за того, что было сделано с глазным яблоком, а из‑за того, что они сделали со зрительной корой.
– Мне это начинает нравиться, – сказала Спарта. – Теперь это пропало. Бедный мой мозг.
– А вот это сохранилось – сказал Командор, указывая на плотную ткань в переднем мозгу. – И вот это. И это.
– Я все еще могу вычислить траекторию. Все еще могу слушать. – Она закрыла глаза.
– Что ты сделала с компьютером Кон‑Тики? – повторил Командор.
Одну‑единственную секунду – казалось, она длилась целую вечность – она совершенно неподвижно лежала с закрытыми глазами. Когда она снова открыла их, то сказала:
– Не трать на меня время. Время отправляться в Центр Управления.
Он все понял. – Значит, это уже происходит.
XXV
Расстояние между Кон‑Тики и ближайшей Медузой сократилось до двадцати километров. В чем причина, в ветре или Медузе?
– Электрическое оружие этой штуки, скорее всего, ближнего радиуса действия, но мы не хотим, чтобы оно было испытано на тебе. Не подходи ближе. Оставь это будущим исследователям. Фалькон, повтори. – Раздался из репродуктора голос Бреннера.
– Есть, оставить это будущим исследователям.
Вдруг в кабине резко потемнело, такое впечатление, что Солнце закрыла грозовая туча. Но такое здесь невозможно. И вверх не посмотришь, там виден только его собственный шар. Он глянул на экран, нет все нормально – в радиусе ста километров от него не было никакого другого объекта, кроме Медузы, которую он изучал. Но ведь радар не показывает то, что находится прямо у него над головой. – Посеребренный для теплоизоляции шар непроницаем не только для глаза, но и для радара.
Внезапно возник тот самый звук, который он слышал в свою первую ночь на Юпитере, но сейчас он звучал просто оглушающе, – частота ударов непрерывно возрастала, хотя высота тона не менялась. Вот уже какая‑то почти инфразвуковая пульсация… Вся капсула вибрировала, как кожа на литаврах. Внезапно звук оборвался. И до Фалькона дошло, что он слышит эту какофонию не по радио, – источник звука где‑то рядом, звуковые волны прямо обволакивали кабину.