Венера Прайм

Она, несомненно, была самой красивой женщиной на корабле – стройная, темноволосая, зеленоглазая, с полными губами, блестящими от яркой красной помады. Со своей стороны, Хокинс тоже был довольно привлекателен, высокий и широкоплечий, с густыми светлыми волосами, гладко зачесанными назад, но ему не хватало уверенности. За все время рейса ему удалось лишь несколько раз поговорить с Марианной. Он покидал «Гелиос» на Ганимеде и сейчас нужно было решаться на попытку серьезного разговора, другого времени у него не будет.

На большом плоском экране показывался проплывающий внизу  космопорт Ганимеда. Марианна рассматривала миниатюрные диспетчерские вышки, герметичные склады, мачты и тарелки связи, сферические топливные баки, порталы для шаттлов, курсирующих между поверхностью и межпланетными кораблями на орбите, – весь тот беспорядок, присущий любому  космопорту. На Кейли или Фарсайде Луны картина была практически такой же.

Она печально вздохнула. – Похоже на Нью‑Джерси.

– Прошу прощения? – Билл Хокинс взял бутылку шампанского и два бокала у проходившего мимо официанта и, отделившись от группы завсегдатаев вечеринок, наконец направился к ней.

– Разговариваю сама с собой, – сказала Марианна.

– Не могу поверить, что мне так повезло, что ты стоишь одна.

– Ну, вот уже я и не одна.

Он видел, что ее веселость была неискренней. «О чем с ним говорить? Ну обменяемся жизненными историями и что дальше?». Беседа явно не не клеилась.

– Надо же. Мне что – уйти?

– Ну почему же. И прежде чем ты предложишь, – сказала она, глядя на шампанское, – отвечаю, что буду рада попробовать.

Хокинс налил (настоящий продукт из Франции, отличный «Roederer Brut») и протянул ей бокал.

– Твое здоровье, – сказала она и отпила половину бокала.

Потягивая свой, Хокинс вопросительно поднял бровь:

– Тебе не нравится вид из окна?

– Мы с таким же успехом могли любоваться на Ньюаркский шаттлпорт.

– Не могу согласиться. По мне так это просто изумительное зрелище. Самая большая луна в Солнечной системе. Площадь поверхности больше, чем у Африки.

– Я ожидала чего‑нибудь более экзотического. – Все так говорили.

Хокинс улыбнулся:

– Не надо спешить с выводами, вероятно все само интересное внутри.

Действительно, у Ганимеда была романтическая репутация. Не потому, что из всех крупных поселений Солнечной системы он был самым удаленным от Земли. Не из‑за странных пейзажей его древней, перезамерзшей коры. Не из‑за захватывающих видов на Юпитер и его спутники. Ганимед был экзотикой из‑за того, что с ним сделали люди.

– Когда они нас отпустят? – спросила Марианна, глотнув еще шампанского.

– Формальности всегда занимают несколько часов. Думаю, к утру мы будем внизу.

– Ну вот утра еще ждать. Тьфу.

Хокинс откашлялся:

– Ганимед может поначалу немного сбить с толку. Я, как уже освоившийся, с удовольствием покажу вам окрестности.

– Спасибо, Билл. – Она одарила его взглядом из‑под тяжелых век. – Но не нужно. Меня встречают.

На его лице, должно быть, отразилось большее разочарование, чем он предполагал, потому что Марианна почти извинялась:

– Я ничего о нем не знаю, кроме того что моя мать очень хочет произвести впечатление на его мать.

Марианна, двадцати двух лет от роду, впервые покинула поверхность Земли всего шесть недель назад. Как и большинство ее попутчиков, детей толстосумов, она совершала традиционное кругосветное путешествие по Солнечной системе. Это сомнительное удовольствие занимало почти год. Короткие остановки – Ганимед, база Сан‑Пабло в Главном Поясе астероидов, Марсианская станция, Лабиринт‑Сити и достопримечательности Марса, Порт‑Геспер, но большую часть времени путешествия занимало перемещение между этими пунктами в космосе.

Большинство из пассажиров лайнера были новоиспеченными выпускниками университетов и профессиональных школ, взявшими годичный отпуск, чтобы приобрести тонкий слой космополитического лака, прежде чем начать жизнь межпланетного банкира или биржевого брокера, или арт‑дилера, или богатого бездельника.

Марианна же, еще не нашла своего призвания. Любая специальность, которую она бралась изучать, становилась ей неинтересной уже к концу семестра. Она перепробовала их множество: юриспруденция, медицина, история искусства, языки древние и современные – все быстро ей надоедало. Семестр за семестром она начинала с пятерок и заканчивала полным провалом.

Ее мать, обладавшая, казалось бы, неисчерпаемым состоянием, но начинавшая отчаиваться в своем чаде, в конце концов убедила Марианну взять отпуск и посмотреть Мир. Возможно, где‑нибудь в Европе, Индонезии, Южной Америке или среди планет, спутников и космических станций что‑нибудь заинтересует ее дочь дольше, чем на месяц.

Марианна до этого полета провела год после своего двадцать первого дня рождения, скитаясь по Земле, приобретая одежду, сувениры и интеллектуально модных знакомых.

Марианна легко загоралась какой‑нибудь идеей и также быстро остывала к ней. Ей не хватало дисциплины, но она была одарена беспокойным умом и быстро подхватывала последние модные теории, среди которых идеи сэра Рэндольфа Мэйса занимали видное место.