Венера Прайм

Когда все расселись, Мак‑Нил начал свой рассказ. Он говорил совершенно спокойно и безучастно, как будто рассказывал о приключении, случившемся с другим или вообще никогда не случавшемся, что, как подозревала Спарта, в какой‑то степени было правдой, хотя было бы несправедливо предполагать, что Мак‑Нил  лжет. Он ничего не выдумывал. Она бы сразу это заметила, это было видно по ритму его речи, и заметно было что повествование хорошо отрепетировано, но совершенно ясно, что  он многое опускал из того что случилось.

После того как он закончил говорить, Спарта задумчиво помолчала несколько минут, затем сказала:

– Кажется, в целом все ясно. – Она повернулась к Прободе. – Есть ли какие‑то моменты, которые ты хотел бы уточнить, инспектор?

Пробода был застигнут врасплох. Он уже смирился с пассивной ролью в расследовании. – Есть парочка моментов… – сказал он, прочищая горло. – Можно уточнить?

Мак‑Нил   затянулся сигаретой и усмехнулся. – Попробуй.

– Итак, ты потерял контроль над собой – кажется, так ты выразился, – когда метеорит врезался в корабль? В чем это выразилось?

Бледное лицо Мак‑Нила потемнело:

– Я рыдал, если нужны подробности. Свернулся калачиком в своей каюте, как маленький мальчик с ободранным коленом, и дал волю слезам. Грант был лучшим человеком, чем я, спокойным, насколько это вообще возможно. Но я находился в метре от кислородных баллонов, когда они взорвались, понимаете – просто по другую сторону стены. – Самый громкий чертов шум, который я слышал в своей жизни.

– Как случилось, что ты оказался именно в том месте и именно в тот момент?

– Проверял температуру и влажность в трюме «А», он с воздухом и терморегулируется, там перевозятся продукты, сигары и тому подобная органика, тогда как в вакуумных трюмах перевозятся инертные материалы, в основном машины. Я только что прошел через шлюз трюма и был в той части центрального коридора, которая проходит через палубу жизнеобеспечения, на пути к полетной палубе, когда… БАМ!

– Отсек где произошел взрыв был с воздухом?

– Да как обычно, чтобы можно было в любой момент войти в него. Это очень маленькое пространство, забитое резервуарами и трубами. Когда произошла катастрофа, люки автоматически загерметизировались.

– А теперь насчет ящика с вином…

Мак‑Нил    смущенно улыбнулся. – Да, я вел себя довольно скверно. Полагаю, мне придется заплатить кому‑нибудь кругленькую сумму за бутылки, которые я успел опустошить до того, как Грант поймал меня.

– Это вино было личной собственностью директора Гесперского музея, мистера Дарлингтона, – проворчал Пробода. – Думаю, ему будет что сказать по этому поводу. Но Грант положил ящик туда, откуда вы его взяли?

– Да, а потом он изменил комбинацию на замке шлюза.

В бледных глазах Прободы появился охотничий блеск. – Так значит, шлюз этого трюма не открывался со дня аварии?

– Совершенно верно, сэр.

– Но этот трюм герметичен. И он был полон свежего воздуха!

– Да, но вот если бы еще один съемный трюм был с воздухом, тогда Питер Грант был бы сегодня жив, – тихо сказал Мак‑Нил. – Изначально мы должны были везти саженцы. Они не спасли бы нас, но дополнительный воздух, который пришел бы с ними, мог бы спасти. – Он, казалось, впервые заметил замешательство Прободы. – Вы не понимаете, сэр… но «Стар Куин» и большинство новых грузовых судов снабжены трубопроводами, позволяющими осуществлять любую комбинацию газообмена через все герметичные отсеки без необходимости открывать шлюзы, как это было на старых кораблях. Это позволяет нам перевозить груз, к которому  грузоотправитель не хочет, чтобы мы имели доступ. Если они готовы оплатить фрахт по всему трюму. Это обычная процедура по военным контрактам.

– Значит, ты имел доступ к воздуху в этом отсеке, хотя и не мог попасть внутрь?

Пробода был разочарован, но все же продолжал настаивать:

– Но ведь когда Грант ... э‑э ... покинул корабль… вы могли бы найти его новую комбинацию для шлюза, не так ли?

– Может быть, но вряд ли. Я не компьютерный гений, а личные файлы человека нелегко взломать. Но зачем мне это было нужно?

Пробода многозначительно посмотрел на пустую бутылку и стакан рядом с полупустой тарелкой Мак‑Нила:

– Потому что там еще оставалось три с половиной ящика вина. И никто не мешал тебе его выпить.

Мак‑Нил изучал белокурого инспектора с выражением, которое показалось Спарте презрительным:

– Я люблю выпить так же, как и любой другой человек, инспектор. А может, и больше. Может быть, даже намного больше. Меня называют гедонистом, и, может быть, так оно и есть, но я не полный дурак. – Мак‑Нил затушил остатки сигареты.

– Чего же тебе было бояться, – настаивал Пробода, – кроме боязни совершить кражу?

– Только того, – тихо сказал Мак‑Нил, и стальная грань его приветливой личности, наконец, выскользнула из‑под улыбки, сверкая, – что алкоголь нарушает работу легких и сужает кровеносные сосуды. Если тебе все равно суждено умереть, то можешь не обращать на это внимания. Но если ты намерен выжить в кислородно‑бедной среде, ты не будешь пить.

– А сигареты? Не мешают ли они работе легких?