Венец

— Что они говорили?

— Не знаю! Я не слышал!

— А как они говорили? Говор какой?

Даже не разбирая слов, просто по «музыке языка» можно определить говор. Волжское оканье или московское аканье, северное цоканье или польское шипение. По говору в «Святой Руси» можно определить происхождение человека вплоть до группы деревень. Надо, конечно, иметь навык и обращать на это внимание.

— А? Э… Ну… по-нашему.

«По-нашему», в изложении этого парня, означает что-то из южных и западных диалектов. Киевские, Переяславские, Новгород-Северские, Овруческие, Дорогобужские… Ну, не Туровские же гридни грабили Десятинную! Полоцкие, Смоленские, Суздальские, Рязанские… явно не «по-нашему». Ляхи и Чахи, Литва и Угра — те вообще…

— Те двое, что со свечкой у саркофага возились… опознать сможешь?

— Не-не-не! Я ж и лиц их не видал! Они ж в личинах! В шеломах, доспехах.

Каждого средневекового воина можно идентифицировать по внешнему виду. Комплект снаряжения гридня не менее уникален, чем код банковской карты. Но надо уметь «читать», надо знать на что смотреть.

— В шлемах? В храме? А какие у них шлемы были?

Почему про шлемы? — Шпоры (остроги) он слышал, но не видел: распределение света от одинокой свечки не позволило. Мечи, пояса — и не слышал. При его состоянии и уровне компетентности, он и ламилляр, чешую и кольчугу не различит.

Пытаюсь нацарапать на льду контуры известных мне шлемов. Парень отрицательно мотает головой, поправляет.

Получается… забавно.

Один — тип III по Кирпичникову. Тулья с цилиндрическим венцом, переходящим в четырёхгранную пирамиду, увенчанную шпилем. В передней части прямоугольный лицевой вырез: шлем прикрывает уши и затылок. Лицо закрывает маска-личина: европеоидное лицо с горбатым носом, загнутыми вверх усами. По бокам личины уши со вставленными кольцами. Личина обычно крепится к куполу шлема на шарнире, но тут ничего сказать нельзя — личина не откидывалась. Такие шлемы носит знать «чёрных клобуков».

У второго что-то типа позднего касидона: остроконечная тулья. С 12 в. на них ставят личины. Кассидион с личиной назывался Autoprosopon. Личина — антропоморфная, гладкая. Минимум рельефа. Раскраски, чеканки, ушей — нет. Балдуин IV Прокажённый носил такую большую часть жизни.

Охрим отправил гридней оттащить заснувшего «золотоволоску» в сан. часть. Ноготок, присев на корточки, внимательно рассматривал мои попытки улучшить изображение из процарапанных на льду чёрточек.

— Ты что-то понял, господине?

— Смотри. Два довольно крутых шлема. Разных. На людях, которые вместе делают какое-то тайное дело. Прячут свет, не снимают в церкви шапок. Первый — степной. С Роси.

— Ну… такие не только на Роси носят. Степные ханы, из русских князей и бояр кое-кто, греки такие делают и в Степь продают…

— Ага. Вон, выглянь за ограду. У Боголюбского восемь тысяч войска. Сколько там таких шлемов?

— Ну-у… десятка два, поди, наберётся.

— Второй шлем давний. Века четыре уже в ходу. Но касидон с остроконечной тульей и личиной… с полвека. Сколько таких в войске?

— Да кто ж знает? С полсотни.

— Верно. У наших шлемов с личинами вообще мало. Есть северные с выкружками подглазий. С наносниками, с полумасками. Оба шлема не невидаль. Но не часты. А вместе? Чьи головы должны быть в тех шапках железных, чтобы вместе сойтись и тайное дело сделать?

— Н-ну… Разные могли быть. Надо смотреть. Кто какие шлемы носит да кто с кем в дружбе ходит.

— Надо. Ещё. Чьи отряды были в ночь штурма в детинце? — Залесские. Ростовчане, суздальцы, владимирцы. «По нашему говорят» — не про них. Ещё Дорогобужская и Вышгородская дружины. И берендеи.

— Берендеи-то точно не «по нашему».

— Ага. Сколько людей в тех дружинах? Сотни две-три? А в таких шлемах?

— Они южане. И шлемы южные. Шлемов с усами… два-три. Ну, может, четыре. Греческих… с десяток-полтора. А вот чтобы парой…

— Точно. И только один человек, увидав рыжего, послал своего слугу убить. Князь Всеволод Юрьевич. Которому, по жизни его, греческий шлем очень… к лицу.

— Ух ты! Ё! Так ты думаешь…? Не… А с чего ему? Рыжий-то не видал ничего. Ну… в смысле… в церкви.

— Рыжий — не видал. А вот тот, кто в шлеме был — знает. Что он делал. И он рыжего у входа видел. Меж коней херсонесских. Он знает, что рыжий — не нищебродь какая, а ближний слуга Туровского владыки. Сам-то монашек — никто. Но ухо важное к его голосу близко. Мда… Думал, что их люди всех в церкви перебили. Ан нет. Решил, что рыжий знает. Испугался. Послал душегуба.

— Чудно.

— Нормально. Называется — на воре шапка горит.

Ситуация довольно типична в детективах: преступник, совершив одно преступление, вынужденно совершает второе. Для «закрытия», сохранения в тайне, устранения улик первого. Опасаясь реальной или вымышленной угрозы разоблачения. На этом, втором, и попадается.

— А чего те двое в церкви делали? Такого… ну… тайного? Чтобы послать слугу убить монашка?

Говорить — не говорить? Пока это секрет. Ноготку и Охриму я верю. Но… С другой стороны, они не смогут дать совет, принять решение, если не знают о цене вопроса.