Венец

Не буду. Ничего никому разъяснять не буду, сижу тихо-мирно, никого не трогаю, дадут примус — починю.

Ага, сщас…

— Господин Воевода Всеволжский Иван. Государь вся Руси, Великий Князь Андрей Юрьевич желает почествовать тебя. Поди сюды, к Государю.

Ну, подошёл. Здрасьте, веве.

Чёт мне Боголюбский не нравится. Чёт у него вид дурашливый.

Сразу школьная программа полезла:

«Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь».

Тут боярин как завопит как оглашённый. Хотя, почему — «как»? Он как раз и оглашает. Не знаю, кто текст составлял, но Андрей руку приложил, чувствуется его стиль. С постоянными отсылками к Богородице: и в город я проник под покровом Пресвятой Богоматери, и Лядские ворота взял попущением Царицы Небесный, и бойня перед Софией пред ликом Оранты, и группа у Софийских… Такое ощущение, что я у Девы Марии в фаворитах. В изначальном, французском, смысле этого слова.

Наконец, Андрей, ехидно поглядывая на меня поверх стола, делится с собранием тяжкою заботою:

— Денег тебе дарить бестолку: ты и сам богат, мало кто на Святой Руси с тобой калитой сравняется. Одежонку нашу русскую, баскую, золотом-шёлком шитую, соболями изукрашенную, ты не носишь. Перстней, колец, крест, каменьями драгоценными изукрашенный — не наденешь. Оружье какое… Сам говоришь: обычай наш препятствует.

Вздыхает тяжко, «что ж тебе подарить, такому привередливому?», и радостно сообщает:

— Посему дарую тебе деисуса, любимого прадедом моим Всеволодом, прозываемого Великим, в Иерусалиме-городе освящённого, из самого Царьграда привезённого.

И похлопывает по куску доски-пятидесятки перед собой на столе. Метра в полтора длиной, сантиметров 60 шириной. На ребро поставил, показал. Чтобы я порадовался и ощутил. Эту… факеншит, несказанное умиление и глубокую благодарность.

Тесина. Нарисованы три головы. «Оплечный деисус». В центре — Христос. С несколько утомлённым взором. Типа: как вы все мне надоели. Справа хипарь — сильно волосатый и бородатый Предтеча, с вопросом во взгляде: шо за хрень опять? Слева — Богоматерь. Недоверчиво-унылая: ну и какую ещё гадость вы уделали?

Странно: Грабарь утверждал, что икона конца 12 века, Владимирская Русь. А Андрей говорит, что век одиннадцатый и Византия. Может, это прототип той, что в Третьяковке?

Искусствоведеньем заниматься некогда: двое слуг перекидывают эту тесину крашеную со стола вниз, нижние подхватывают и мне с поклоном вручают. А в ней за два пуда веса и взять её… Поперёк — неуважительно. Подмышку, на плечо, вертикально… аналогично. Такие габаритные пиломатериалы нужно таскать парой. Или, хотя бы, без выпендрёжа.

Стою я как дурак с этой еловиной… виноват — с липовиной: из липы доска. Народ вокруг уже моё затруднение уловил. Вот же… нехорошие редиски — никто помочь не удосуживается, подхихикивают. А мои сидят далеко. Да и молодёжь: пока Чарджи не скомандует — сами не осмелятся.

Ну и ладно. Предки предканутые, а видали ли вы кино индийское?

«Спустилась ты с крутых вершин,
И на плече несла кувшин…»

На плече нельзя — святыня, однако. Но ведь и голова на что-нибудь пригодна.

Закинул доску… Виноват: «Деисус оплечный» — на макушку и, старательно выдерживая равновесие с направлением, топаю к своему посадочному месту.

Тут чудак со стаканом сунулся. Типа: «а государевой милости отхлебнуть?». Я к нему повернулся — он и улетел. И кубок уронил. Слабоват. Наши совейские инженера никогда не роняли налитую, взятую в руки рюмку. «Сам упади, а стакан сохрани» — закон жизни в коллективе. Тебе ж больше не нальют!

Народ в зале несколько обалдел: на Руси головы носят. На плечах. А вот на голове… ничего тяжелее шапки. Почему — не знаю.

Почему на Востоке или в Африке женщина несёт кувшин на голове и крутит задницей, а наша баба два ведра на коромысле и не шелохнется? Почему узбек тащит корзину земли на плече, а русские мужики тот же груз вдвоём на носилках? Ну не от хилости же! Национальные разгрузочно-погрузочные особенности, итить их транспортировать. Наукой толком не изучены.

Подхожу к своему месту. А навыка-то нет! Я ж не каждый день доски на тыковке таскаю. Поле зрения ограничено. Разворачиваюсь на возглас Чарджи. И врубаю этим… деисусом в чью-то морду.

Вот, честное слово, не нарочно! Позвали. Повернулся резко, видно плохо… уголком этого… религиозно-художественного творения разбил в кровь хлебало зубастое… чисто случайно оказавшегося в радиусе деисусного вылета.

Хлебало — Бастия.

Факеншит. Внезапный, но ожидаемый.

Я про проблемы рассадки — уже…? — Во-от. На нижние концы ножек этого «п», сбросили всякую малотитулованную шваль. Разных… примкнувших. В их числе мы. И берендеи. Ещё торки, ковуи, печенеги, кыпчаки из трёх источников, не считая моего Алу, ляхи и чахи…

Не считайте местного мажордома идиотом: всё-таки, мы и берендеи были посажены на разные ножки «п». Но Бастий воспользовался моментом и подошёл к торкам, которые сидели напротив, рядом с Чарджи. Нотаций им почитать надумал. И тут я вернулся.