Венец

— По моему… Все общие посты в тварной части — отменить. Человек, желающий поститься по своему выбору, по своим жизненным обстоятельствам, как телесно, так и душевно, имеет право делать это в любой день. Хоть бы и в светлый праздник. Священнослужитель имеет право призывать паству и отдельного мирянина к посту духовному — в любой день. Более того — обязан. «Да постится УМ от суетных помышлений, ПАМЯТЬ от злопомнения, ВОЛЯ от злого хотения, ЯЗЫК от осуждения, лжи, праздного слова» — во всяк день. И не имеет права требовать поста телесного от паствы — никогда. А конкретному мирянину советовать — по личным обстоятельствам того.

— Как же благословлять скоромную трапезу в постный день?! Нет, ни один поп таковое не сотворит!

Э-эх… Откуда такая идеализация клира? Они, временами, такое благословляют…

— В году половина дней постных. Если батюшка полгода не исполняет обряд, то нужен ли он в остальные дни? Если пастух не идёт со своей отарой, то к чему он?

— Нет! Никогда! Ни один Патриарх! Не пойдёт на такое! На разрешение ереси!

— Ересь? Уймись, Антоний. Ежели ты находишь в каше с маслом Св. Дух, Св. Дары, Св. Причастие, любое из семи таинств, то это ересь обрядоверия. Спасение человека — в Боге. А не в каше без масла.

* * *

Тема для Руси/России болезненная. Костомаров (19 в):

«Благочестие русского человека состояло в возможно точном исполнении внешних приёмов, которым приписывалась символическая сила, дарующая Божью благодать; <…> Буква богослужения приводит к спасению; следовательно, необходимо, чтобы эта буква была выражена как можно правильнее».

Нифонт (12 в.) немало издевается над различными проявлениями подобного.

Явление именуется обрядоверием и почитается за грех, хотя широко распространено.

* * *

— Нет!

Забавно. В Киеве я регулярно нарываюсь на категорические отказы. Климат, наверное, способствует. Или — столичность. Где об-бармление, там и об-баранение.

— «Если не — быть резне».

Антоний Черниговский оторвался от разглядывания лавки, на которой сидел, от титанических мук по определении цветности моей сущности и сформулировал. Процитировав мне — меня же. В только нам двоим понятной форме.

Тревожный, напряжённый, сомневающийся взгляд исподлобья, со старческого лица, измученного валом потрясений последних дней.

Я успокаивающе улыбаюсь: «спокойно, победа будет за нами». И, как отзыв к паролю, отвечаю:

— Но лучше сперва поговорим.

Остальные переглядываются, не понимая, но чувствуя, что для нас двоих в этих словах есть скрытый смысл.

Антоний Черниговский вспомнил: эти слова относились к коронации Боголюбского. Тоже… страшновато было. Изначально казалось, что невозможно. Но вот же, сделалось.

— Итак, Кирилл, или ты получишь благословение Патриарха на установление наших местных правил церковных для жизни мирской в краях здешних, особенных. При сохранении общей догматики, символа веры и литургического общения. Тогда мы разговариваем и мнение Патриарха для нас интересно, уважаемо. Или Патриарх отказывает во внимании к нашим нуждам. Тогда… тогда раскол, тогда Константинопольские Соборы для нас — вакханалия еретиков. И вина — на них.

Внимательно оглядел присутствующих. Жизнь меняется. Не скажу, что «стало жить вам лучше», но что «веселее» — точно. Кто-то поднимется, укрепится. Кто-то упадёт. В могилу.

— Ежели вы, пастыри православные, пренебрежёте телесными, мирскими заботами паствы, то и души их отвернутся от вас. Вы закроете дверь. Ту, которая именем Иисус.

Почему они не восстали? — Не о том спрашиваешь, девочка. Они — восстали. Все обкрестованные придурки на «Святой Руси» восстали. Против… против всего. Одни — против разрыва с Патриархией, другие — против подчинения Патриархии, одни — против разрешения поста, другие против его запрещения. Экономического смысла за этим не было. Но положить голову за суеверие — любое! — желающие всегда найдутся. Психи есть во всяком народе, просто не надо им воли давать.