Венец

— Но братья-то причём? Это ж младшие, они в те поры ещё маленькими были. Какие они тебе козни строить могли?

— Строили другие. Матушка их, гадюка семибатюшная. А меньшие так, куклами. — А что это старший брат к молодшему не подходит, даже и глянуть не желает. Уж не задумал ли чего худого?

Он сжал кубок в кулаке. При его силе, взращённой на сабельной рубке, может и смять. Нет, покачал чуть, глядя за движением жидкости.

— Они все такие. Они в этом выросли. Их этим штукам, злобствованию тайному, повыучили. Аспиды притаившиеся, мёдом текущие, ядом сочащиеся. Пока Ростик жив был… а теперь клубок этот… на Русь вольно выкатился. По мою душу.

— Слушай, Андрей, а может их как-то… иллюминировать?

Я показал как именно, проведя ребром ладони по шее. Андрей глянул мельком на мою «наглядную агитацию», снова уставился в кубок. Потом покачал отрицательно головой:

— Родную кровь проливать — грех.

— Ты мне такое уже говорил. Когда просто князем был. Теперь ты государь, с тебя и спрос больше. Сохранишь врагов живыми — отчизне беда будет.

Он продолжал мотать головой. Я попытался надавить:

— Дивно мне. Какая в них родная кровь? От гадюки семибатюшной? — Так это не твоя. От батюшки ненавидимого? Который тебе столько лет врагом был. То тайным, то ещё и явным. И вот его кровь ты бережёшь? Да откуда ж такой закон?!

— Отсюда.

Андрей, глянув на меня, постучал пальцем в грудь и снова уставился в покачиваемый стакан.

— Ты думаешь, не мстилось мне не единожды в те годы, как валится под моим мечом голова отцова? А уж братова… Бывало, что и клинок в руки брал. Спать не мог, наяву грезил. Как я им… и покатилась… в бурьян придорожный. Кусок в горло не шёл. А… не попустил Господь. Уберегла Богородица. От греха тяжкого.

— И чего ж ты делать будешь?

— Чего-чего… Господу молиться. Чтобы избавил меня. И от братьев, и от племянников. Те ведь тоже… духа змеиного поднабрались, злобой отца своего вспоены. Как мы тут сцепились тогда. С братом, с Ростиславом плоскомордым, да с Юрием, который после Туровским стал. «Пойдём воевать! Пойдём! Разорим-выжжем-пограбим». «Воевать» — мне. Они-то на пригорочке издаля под стягами. А в рубку мне идти, людей вести. Они, Ваня, выше мошны своей глаз не поднимали. Ухватить да утащить. Когда я им перечить стал — с саблями на меня кинулись. Обзывали по всякому. Трусоват, де, стал Китай Бешеный, только б к молодой жене под подол лазить. Я-то Ростиславу, братцу своему старшему, припомнил, как он к Изе изменщиком ходил. Как про него прознали, как людей его побрали… А он и не мявкнул. Вояка. Ух как его… Позвонили сабельками. Отец-то нас растащил. Но злоба братова аж дымом вилась. И к сынам его перешла. Его Торцом прозвали, и этих Торцеватыми кличут.

— Та-ак. Братья тебе не годны. Племянники — тако же. Может, от сестёр кого? Остомыслова сыночка?

— Тьфу на тебя. Я об серьёзном деле, а ты эдакое… прости господи.

— Коли юрьевичи не годны, вспоминай мономашичей.

— Х-ха. Добренький — слаб да болен. Мачечич… вообще. Отхожее место. Дальше Волынские да Смоленские. Жиздор-то из них, пожалуй, и лучший был. Хоть бы храбр да резов. Да и далека та родня. Из них на стол кого тянуть — смута будет. Некому, Ваня, шапку отдать.

— Тогда сынам.

Он снова заскрипел зубами, замотал головой.

— Да что ж ты мне всё душу рвёшь? Нету! Нету у меня сыновей! Одни… уб-блюдки приб-блудные.

— Ладно. Но они-то есть. В твоём дому, на твоём корме выращены. Назови — пасынки, приёмыши.

— Такого не бывало! На Руси род от рода! От крови отцовой князья ставятся!

— На Руси и Государей прежде не бывало. Всё когда-то на новизну приходит. А что не меняется — сгнивает да разваливается. Чем тебе Искандер нехорош?

Андрей тяжко вздохнул. Похоже, что все предлагаемые варианты он уже продумывал. И куда глубже, чем я. Я-то просто вопил в переписке: «Майорат! Долой уделы! Единая и неделимая!». Андрей фыркал, даже обсуждать не хотел. Потому, что видел конкретных людей. Которым придётся это «планов громадьё» исполнять. Возможно — ценой собственных голов. И тех, которые будут против. Тоже — ценой жизней.

— Не умён. Сотник из него ныне… добрый. Может, с годами, ума-разума наберётся… Но государь из него… «Война — дело государево» — то правду глаголят. Только это одно из дел. Из множества. А он остальных не разумеет, скучно ему. Дашь войско — поведёт, будет биться. Бог даст, и победит. Собрать войско… не, не понимает.

* * *

В РИ Мстислав (Искандер) с рязанским и муромским княжичами через два года придёт с дружинами на Стрелку. Но войско, боярское ополчение, не соберётся. Княжеские дружины попадут в булгарско-эрзянское окружение, сумеют выскочить. Поход получится провальным.

Из четырёх походов этого княжича, известных в РИ, лишь один, первый, Киевский, закончился успешно. Да и то, город преподнесли на блюдечке бояре-изменники. «Преподнесли» — не ему.

Уровень сотника — потолок?

В «Уложении Тимура» сказано:

«девять десятых государственных дел решаются расчетливостью, благоразумием и советами и лишь одна десятая — мечом».

Искандер — государь на 10 %?

* * *