Венец безбрачия

— Свет выключили? — зевнула я, сонно глядя на нового куратора и на свечи. — Опять? Вот сволочи! Да достали уже отключать! Будь другом, позвони на горячую линию! Там, по-моему, пять — пять — десять…

— Хм… Чувствую, не дадут, — как-то задумчиво, грустно и негромко заметил новый куратор, глядя на всю эту аварийную романтику.

— А вот это ты зря! Дадут, дадут! Куда денутся! Звони, там тетка сидит такая противная! — закатила глаза я, снова плюхаясь в теплые недра подушки. — Я что, зря налоги плачу? Да за те налоги, которые мы платим, они всем горсветом дать должны, включая начальника.

Я протяжно зевнула и снова накрылась одеялом, надеясь, что на этот раз мне во сне выдадут дихлофос и фумигатор.

Свечи погасли, а я обняла подушку, пытаясь хотя бы во сне еще немного побыть чьим-то наказанием.

Мне снилось, что я — ведьма! Рядом терся большущий черный кот, в руках была метла, а вокруг — осенние листья. Я даже попыталась взлететь, предвкушая ощущение полета, пыталась колдовать, размахивая метлой и пугая кота, пока во сне не послышался голос: «Светлана! Вы когда-нибудь начнете убирать двор или нет? Вам за что зарплату платят?» Что-то коснулось меня, я дернулась и увидела свою комнату, усыпанную лепестками роз.

— Это для тебя, — прошептал мне вкрадчивый голос, пока я стряхивала с себя лепестки.

— До утра подождет? Сейчас подметать не буду, — буркнула я, тяжело вздыхая о том, что не купила пылесос по скидке. — Хотя сам нагадил — сам убирай. Веник на кухне, совок в ванной…

Я снова провалилась в сон, в котором почему-то у меня был черный пояс не только по вынесению мозга, но и по неведомым единоборствам. Самое обидное, что так считали все вокруг, радостно желая проверить силу моего удара. Пока ко мне спешили записаться в ученики, я щедро раздавала первые «пробнички» уроков.

— Мм! — раздался голос над ухом, заставив меня снова встрепенуться и сонно осмотреться вокруг. На кровати сидел мой новый куратор, глядя куда-то себе на штаны, на которых в ключевом месте темнела лужа. В руках у него был бокал.

— Ай-ай-ай, — сонно пробурчала я. — Такой большой мальчик — и в кровать! Фу! Пить меньше на ночь надо!

— Это было шампанское! — тоскливо заметил инкуб, показывая внезапно опустевшие по моей вине бокалы. Я уныло посмотрела на часы. Четыре утра.

— Шампанское по утрам, — зевнула я, взбивая руками подушку, снова падая в нее лицом и сплевывая заблудившийся лепесток. — Пьют только аристократы и денегераты. Определишься, кто ты, разбудишь!

Видимо, определился, потому что меня разбудило нежное поглаживание. Я простонала, открывая глаза.

— Да отстань ты от меня! — со стоном вздохнула я, снимая чужую руку с себя. Но рука все тянулась ко мне.

— Я пришел к тебе с приветом, — нежно улыбнулись мне, даря лучи «с добрым утром».

— Рассказать, что что-то встало! И на пару сантиметров приподняло одеяло, — огрызнулась я, пытаясь скинуть со своего одеяла одного посидельца с закосом под идеального мужика. Я и доброе утро — две вещи чаще всего не совместимые. Нет, на выходных мы иногда с ним встречаемся, но это бывает очень редко, когда в гости заходит хорошее настроение. — Загляни ко мне в палатку, одинокая туристка. Ведь походному оркестру позарез нужна флейтистка…

— Мм… — заинтересовался местным фольклором мой новый куратор, явно предполагая другую реакцию.

— С одеяла слезь! — пробурчала я, пытаясь укутаться потеплее.

— Ну что ты делаешь! — изумился демон, когда я бесцеремонно выдернула из-под него одеяло. — Я тебе вообще-то кофе принес в постель! Французский!

Я посмотрела на перевернутую кружку и огромное пятно от кофе. Запах был, конечно, божественный, навевая мне мечты о Париже. Пятно тоже выглядело как произведение ночного Пикассо, который обпикассил почти новый матрас. Вот теперь мне интересно, является ли хозяин ценителем искусства, или он будет первым человеком на моей памяти и совести, который выскажет свое «фе!» при виде коричневого авангарда. В этот момент мне как никогда хотелось быть подальше от искусства, я даже готова была прослыть очень неотесанным, необразованным и бескультурным человеком.

— Девочка моя, — меня погладили через одеяло. — Я не хочу, чтобы ты расстраивалась… Понимаю, что ты переживаешь. До меня дошли слухи, что он сам захотел, чтобы его отстранили от работы…

Я приподнялась, чувствуя, что впервые в жизни мое сердце просто взвыло.

— Я понимаю, что тебя бросили… Не оценили, — меня нежно гладили по голове, а спутанные волосы цеплялись за чужие пальцы. Ласковые глаза нового куратора смотрели на меня с нежностью. — Знаешь, я предлагаю…

Он приблизился ко мне так, словно мечтает поведать тайну мирового заговора.

— Отомстить ему, — на меня снова смотрели заговорщицким взглядом. — А для этого нам нужно…