Венец безбрачия

Умаявшись за день, я легла спать, обнимая подушку и вспоминая, как однажды проснулась от нежного поцелуя. Этот поцелуй все еще таял, словно первый снег, на моих губах, заставляя меня стиснуть зубы от душевной боли. Если бы я знала, что это была наша последняя встреча… Если бы кто-нибудь мне сказал, что мы видимся в последний раз, то я бы… Я бы не отпустила его руку. Я бы держала ее. Вцепилась бы и держала. Молча… Просто держала бы его за руку, чувствуя тепло его ладони. Даже если бы нас растаскивали все демоны ада, я бы держала, потому что не хочу его отпускать, потому что не хочу его терять. Даже если он храпит по ночам, как паровоз, раскидывает по комнате носки, сидит в туалете часами… Я бы держала. И нас бы не разлучили. Ведь разлучить людей можно только тогда, когда один разжимает руку.

Снился мне чудесный сон, как будто в полной темноте меня нежно целуют, слегка приоткрывая мои губы и страстно обжигая прерывистым дыханием. Нежные руки прикасаются ко мне, вызывая мурашки по коже от каждого прикосновения. По щекам текли слезы, которые осторожно стирали теплые пальцы, словно уговаривая меня больше не плакать. Я соглашалась, понимая, что плакать уже нет смысла, но по щеке снова катилась холодная слеза, которую ловили теплым поцелуем, успокаивая меня со всей нежностью, которой мне так не хватало.

Я чувствовала, как ко мне прижимаются щекой, приподнимая скользящим движением по моим ногам подол халата. На моем колене запечатлели поцелуй, заставивший меня свернуться клубочком. Я понимаю, что это всего лишь сон, поэтому не хочу, чтобы он заканчивался. Мне нужна эта нежность, о которой никто никогда не узнает. Тайна, которая растает с первым солнечным лучом. Моему плечу дарили поцелуи, заставляя ненадолго забыть о моей боли.

— Что ж ты делаешь? — шептала я во сне, чувствуя, как слезы снова и снова катятся из моих глаз.

Сон стал приобретать краски, расцветая изысканными шелками и трепетными свечами, которые освещали теплым светом роскошное ложе, имеющее мало общего со старой двуспальной кроватью, собранной из двух односпальных. Вместо моих простыней в аляповатый цветочек тело ласкали мягкие шелка. На столике стоял натюрморт, достойный кисти великого художника. Спелый виноград сочился сладким соком, огромные аппетитные персики, которые продаются с комплиментами от продавца, не умеющего ни склонять слова, ни девушку к сожительству, манили мой авитаминозный организм вкусить свежую порцию витаминов.

Нет, мне в жизни снилось много приятных снов. Почему-то их периодичность иногда совпадала с моими опозданиями на работу, но это был особенный сон, такой уютный и теплый, наполненный нежностью и любовью.

В комнате никого не было, а я чувствовала, как меня снова обнимают, нежно, словно порывом ветра, укладывают в постель, даря невидимые и сладкие поцелуи. Время тянулось медленно, словно мед, стекающий с ложки, дурманящий запах благовоний кружил голову, опьянял и не давал вздохнуть. Невидимая прелюдия собиралась перерасти в нечто большее, как вдруг… раздался такой грохот, словно на меня обвалился потолок. Я встрепенулась, чувствуя, что поцелуи прекратились. Послышались топот копыт и мычание.

Интересный поворот сюжета! Это только у меня во сне посреди постельной сцены появляется буренка? Или это намек, что пора брать быка за рога?

— Ы-ы-ы! Ы-ы-ы! — где-то мучилась бедная коровка, внезапно решившая, что эротический сон — это то самое место, в котором она непременно должна быть главной героиней. — Ы-ы-ы!

Дверь распахнулась, свечи погасли, я дернулась, чувствуя, что отталкиваю кого-то вполне телесного и слегка возмущенного моим внезапным порывом.

Я бросилась к выключателю, пытаясь на ходу завернуться в простыню, включила свет и увидела интереснейшую картину. Посреди комнаты стоял кентавр с лампочкой во рту, издавая такие звуки, что все коровы тихо помирали от зависти, а одинокий бык с надеждой посмотрел в нашу сторону, радостно сообщив, что нашел свою невесту. На кровати спешно пытался одеться мой новый куратор, бросая на меня странный, задумчивый взгляд, как будто в разгар любовной сцены я шепнула на ушко, что венерических уже не боюсь, ведь твоя зараза к моей заразе вряд ли прилипнет. На моей руке горел странным светом перстень, заставляя щуриться и с удивлением разглядывать проступившие неведомые письмена.

— Ы-ы-ы! — с негодованием промычал Бейлис, как бы намекая, что в чужом хозяйстве он уже пригодился и хочет убраться отсюда подобру-поздорову, переживая за свое, родное.

Вот не могу понять, что его больше огорчило? Лампочка во рту или невеста с другим?

— Ы-ы-ы! — снова разошелся Бейлис, пуская мыльные пузыри.

— Чего ты пенишься? — усмехнулся новый куратор, бросая злобный взгляд на «А что это вы тут делаете?» — Держи от меня подарок, идиот!

Один щелчок пальцев, и на голове страдальца появились вполне себе роскошные оленьи рога, которые чуть не процарапали мне потолок.

— Это тебе маленький подарок, — усмехнулся инкуб, а потом посмотрел на меня, застегивая рубашку. — Ну что ж… Испытание ты прошла! Молодец! Не ожидал!