– Благодарю вас, отец, – безмятежно отозвался он, – я не люблю вина. Оно притупляет ум!
Лицо Хильдегарда налилось багровым цветом от гнева, брови сошлись у переносья.
– И потому ты не желаешь выпить за королеву? Она моя жена и мать моих детей! – рявкнул он так, что зазвенели хрустальные подвески на люстре.
Певцы испуганно умолкли, музыканты перестали играть, и в наступившей тишине слова юноши прозвучали особенно ясно и отчетливо:
– Но не моя мать!
Он встал, коротко поклонился и вышел прочь, стуча каблуками о паркет.
Глава 3
За окном едва начало светать. Свежий весенний воздух, пахнущий морем и цветущей сиренью, проникал через приоткрытую створку в покои королевы. Здесь пахло совсем иначе – кровью, лекарствами, свечной копотью… Комната выглядела словно поле боя – тазы с водой на полу, кругом разбросаны смятые простыни, окровавленные тряпки и вовсе непонятные предметы устрашающего вида.
И в самом деле – борьба за новую жизнь, длившаяся почти сутки, наконец-то завершилась благополучно, и плач младенца, похожий на кошачье мяуканье, звучал, как победный клич.
– Это мальчик? Правда мальчик?
Гвендилена приподнялась на постели. Измученная долгими родами, она хотела удостовериться, что все было не напрасно – и тяжелая беременность с постоянной тошнотой, изнуряющей рвотой, отеками и головокружениями, и только что перенесенные страдания…
– Да! – улыбнулась Гила. – Вот, посмотри сама!
Она поднесла ребенка ближе, так, чтобы Гвендилена сама смогла рассмотреть очевидные признаки принадлежности новорожденного к мужскому полу.
– Хорошо…
Гвендилена откинулась на постели и тут же потребовала:
– Дай его мне!
Плач ребенка звучал небесной музыкой в ее ушах, и крошечное, сморщенное существо, извивающееся в руках Гилы, казалось невыразимо прекрасным, вызывая почти молитвенный восторг. В этом ребенке для нее было сосредоточено все – и любовь, и счастье, и все надежды на будущее. Хотелось прижать его к груди, ощутить биение крохотного сердечка, покрыть поцелуями личико…
Чуть поколебавшись, целительница положила ребенка ей на живот. Малыш мигом перестал плакать, неожиданно крепко уперся ладошками в ее тело, потом затих ненадолго… И, найдя сосок, зачмокал крошечными губками.
– Какой он сильный! – Гвендилена счастливо улыбнулась. – Он вырастет и станет королем, непременно станет…
– Ну до этого пройдет немало времени, – сухо отозвалась Гила, – к тому же у него есть старшие братья!
– Я знаю, – отозвалась Гвендилена, – знаю… Но мечтать об этом мне никто не запретит!
И, улыбнувшись мечтательной, почти блаженной улыбкой, добавила:
– Все еще может измениться.
Глава 4
В тот год лето выдалось особенно жарким. Люди и животные изнывали от палящего зноя, множество рек и ручьев обмелело так, что даже курица могла бы перейти их вброд, не намочив перьев, и посевы горели на корню.
Напрасно во всех храмах священники возносили молитвы о дожде, напрасно крестьяне устраивали шествия, неся в руках ветки дерева
Призрак грядущего голода встал во весь рост, протягивая свои костлявые руки. Отчаявшимся жителям оставалось только молиться, уповая на волю богов… И надеяться на милосердие короля, на то, что он позаботится о подданных.
Но и во дворец пришла беда.
Дневная жара сменилась вечерней прохладой, с моря подул легкий ветерок, но это не принесло облегчения. Раскаленные за день камни остывали медленно, отдавая тепло, но не потому во дворце как будто стало нечем дышать.
Уже несколько дней здесь царит мрачная и тревожная атмосфера. Не слышно музыки, приспущены знамена, зеркала завешены кисеей… Все придворные и слуги одеты в темно-серые одежды без каких-либо украшений, дамам запрещено пользоваться духами, красить губы, подводить глаза и делать прически. Люди скользят по дворцовым коридорам, словно тени, ходят, не поднимая глаз, говорят тихо, словно боясь спугнуть или разбудить кого-то.
Все знают – король тяжко болен, он при смерти… Всего лишь стакан воды со льдом, выпитый в жаркий полдень, – и вот теперь его сжигает лихорадка, грудь вздымается с тяжелыми, мучительными хрипами, и каждый вздох может стать последним.
Поначалу Хильдегард даже не обратил внимания на свое недомогание – говорил, что он просто устал и ему надо выспаться хорошенько. Однако уже на следующий день он не смог встать с постели, жаловался на жестокий озноб – и это в жару посреди лета! – требовал затопить камин и подать ему горячего вина. Придворный лекарь Седрах приготовил микстуру и пустил королю кровь, но это не помогло, жар лишь усилился и к заходу солнца король впал в беспамятство.
Сначала он бредил, метался, кричал и порывался куда-то бежать, но вскоре затих, и лишь тяжелое, хрипловатое дыхание говорило о том, что Хильдегард еще жив.