Венец для королевы проклятых

Плечи его сгорбились, волосы висели тусклыми безжизненными прядями, возле губ залегли скорбные складки… Но главное – король совершенно утратил всякий интерес к жизни! Больше не слышно было во дворце музыки и песен, веселые пиры превратились в унылые трапезы, большей частью проходящие в молчании, а о том, чтобы сесть на коня или отправиться на охоту, он и вовсе уже не помышлял.

Теперь он все больше времени проводил в молитвах и размышлениях, даже начал читать книги – в основном, сочинения мудрецов древности, – чего раньше за ним никогда не водилось. Из своих роскошно убранных покоев он перебрался в небольшую комнату, больше напоминающую монашескую келью, где помещались только узкое и жесткое ложе, стол и книжный шкаф. Бывало, что король что-то писал по ночам, но никому не показывал свои записи.

Когда стало очевидно, что из-за засухи и неурожая страна оказалась на пороге голода, Хильдегард приказал растворить королевские амбары и раздать зерно нуждающимся. Для тех, кто совсем ослабел, он приказал открывать специальные приюты, где людей кормили бесплатно. Чиновники, ведающие этой благотворительностью, сказочно обогатились, но многим голодающим королевская милость спасла жизнь, и в народе Хильдегарда считали чуть ли не святым.

Однако он сам стал совершенно равнодушен и к почестям, и к народной любви. Лишь иногда Хильдегард немного оживлялся, прогуливаясь по берегу моря с принцем Людрихом, своим любимцем. Мальчик поначалу удивлялся изменениям в поведении отца, но перечить не смел, а вскоре и сам полюбил эти неспешные прогулки и долгие беседы.

С Гвендиленой король был неизменно добр и внимателен, часто говорил о своей благодарности и любви… Но ложе с ней больше не разделял. По вечерам он иногда заходил в ее спальню, чтобы пожелать доброй ночи – видимо, ради соблюдения приличий! – но надолго не задерживался. Напрасно Гвендилена пускала в ход свои чары, напрасно подмешивала зелье Гилы мужу в питье. «У меня уже есть четверо сыновей!» – повторял он и с неизменной горечью прибавлял:

– Вполне достаточно, чтобы когда-нибудь развязать междоусобную войну.

В начале зимы, незадолго до праздника Йома, Хильдегард принял посла из королевства Корн-Селор и долго с ним о чем-то говорил за закрытыми дверями. А на празднике было объявлено о помолвке Амаласунты с молодым Претекаром, сыном и наследником короля Илотиса. Увидев портрет принца – а он был весьма хорош собой! – принцесса запрыгала и захлопала в ладоши, словно маленькая девочка, получившая желанный подарок. Отец поцеловал ее в лоб, потрепал по голове… И, позвонив в маленький серебряный колокольчик, приказал:

– Несите!

Видимо, это сюрпризы праздника еще не кончились… Гости и придворные замерли в ожидании. Четверо дюжих молодцов на большом подносе внесли нечто, накрытое тонким полотном, и поставили на стол перед королевской четой.

– Что это? – удивилась Гвендилена.

– Это мой подарок! – таинственно произнес Хильдегард и сделал знак слугам.

Они осторожно подняли полотно, и все собравшиеся ахнули от изумления. Перед ними был замок Кастель-Мар, с большим искусством сделанный из марципана, засахаренных фруктов, орехов, разноцветного желе и бог знает чего еще.

Хильдегард улыбнулся, видимо, довольный произведенным эффектом. Он выразительно посмотрел в сторону Артрасила – главного королевского делопроизводителя – и тот с поклоном передал Гвендилене пергаментный свиток, скрепленный красной сургучной печатью с гербом.

– Этот замок я дарю тебе, моя дорогая жена, в знак моей любви и признательности. Здесь мы впервые встретились и полюбили друг друга, здесь была наша свадьба, здесь родились наши дети, наши Луна и Солнце… Теперь он твой по праву!

«И мне не придется отправляться в поместье Амслев, где бы оно ни находилось, – с горечью подумала Гвендилена, – если только твой сын и наследник не сочтет нужным казнить меня, посадить в темницу или отправить в монастырь на следующий день после того, как тебя не станет!»

Но вслух она сказала совершенно другое:

– Благодарю тебя, мой супруг и король! Твой дар прекрасен, но твоя любовь для меня драгоценнее всего на свете…

Все присутствующие шумно зааплодировали, Хильдегард обнял и поцеловал ее – торжественно и церемонно, но губы его были холодны и тверды, а в теле не было и намека на жар и трепет мужчины, который прикасается к любимой женщине.

После праздника король сделал щедрое пожертвование ордену и наделил младших сыновей богатыми и плодородными землями. Альдерику это не особенно понравилось, он даже процедил сквозь зубы что-то о том, что, если и дальше так пойдет, его внукам придется править королевством размером с мышиную нору, но идти против воли отца, разумеется, не посмел – по крайней мере, пока.

Казалось, Хильдегард торопился поскорее покончить с земными делами, чтобы отправиться в Далекие поля с легким сердцем… А Гвендилена не находила себе места от тревоги и тоски. Напрасно она просила помощи у Гилы, молила ее дать королю какое-нибудь зелье, что сделало бы его прежним, возбудило волю к жизни, но Гила лишь покачала головой.