Венец для королевы проклятых

– А теперь уходи, – вымолвила она, – да осторожнее, постарайся, чтобы тебя не заметили. И подбери свой кинжал с пола, мне не нужны чужие вещи!

Глава 8

В жаркий полдень в середине лета улицы Терегиста безлюдны. Жители скрываются в своих домах, торговцы закрывают лавки, и даже бродячие собаки лежат в тени, высунув языки и тяжело дыша. Пока не ослабеет зной, город кажется пустым, словно вымершим…

А в королевском дворце, несмотря на жару, жизнь идет своим чередом.

* * *

В малом обеденном зале стояла живительная прохлада. В небольшом фонтане – еще одном вдохновенном творении мастера Броквура – журчала вода, создавая приятную атмосферу, и солнечный свет, отражаясь в цветных витражах, рассыпал причудливые блики по стенам и потолку.

Королевская семья собралась за столом. Юная Амаласунта, прелестная и немного отрешенная – в последнее время она вся ушла в хлопоты по приготовлению приданого и мысли о скором отъезде к жениху, – принц Римеран в грубой холщовой рубахе, словно простой пехотинец, Альдерик, с бледным и строгим лицом, несмотря на жару, затянутый в черный суконный камзол… Ну и конечно, сам Хильдегард – осунувшийся, с седыми волосами и потухшим взглядом, восседающий во главе стола.

Король произнес короткую молитву (с некоторых пор он стал очень набожен!) и дал знак приступить к еде. К столу по случаю жары подавали холодный суп мервилон, мясо в кисло-сладком соусе, жареных цыплят, тушеные овощи… Сам Хильдегард, впрочем, довольствовался простой ячневой кашей и отваром из трав вместо доброго вина. «Умеренность во всем – вот что должно отличать истинно благородного мужа! – любил повторять он в последнее время. – Умение смирять свои телесные страсти угодно богам».

«Еще бы, легко смирять то, чего нет! Совсем старик, – рассеянно подумала Гвендилена, кинув быстрый взгляд на мужа из-под опущенных ресниц, – а я ведь любила его когда-то! Даже странно».

Она осторожно зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Ты выглядишь утомленной, любовь моя, – заметил Хильдегард, – наш малыш снова не давал тебе спать этой ночью?

– Да, он такой беспокойный…

Гвендилена действительно не выспалась, но, по правде говоря, младенец был совершенно ни при чем. Молодой Теобальд снова ушел из ее спальни под утро, и ночь пролетела как одно мгновение! Страсть молодого любовника, конечно, приятна, но дело не только в этом. Его восхищение и любовь, почти молитвенный восторг – вот что радовало ее по-настоящему, грело душу, заставляло сердце приятно трепетать… Недаром он напомнил ей Лейра Сладкоголосого! Что-то общее у них определенно было.

«Однако все-таки стоит быть осторожнее, – решила Гвендилена, – мой муж, конечно, постарел и ослаб, но из ума еще не выжил. И Альдерика не стоит списывать со счетов – уж он-то не упустит возможности насолить мне!»

– Тебе надо больше отдыхать и беречь себя, – наставительно сказал Хильдегард, – хотя, конечно, быть заботливой матерью – высшее предназначение женщины!

«Да уж… Эвина была куда как заботлива, ей ничего не нужно было, кроме как сидеть в тихом углу и квохтать над своим выводком, словно наседка… Но разве это ей помогло?»

Некстати вспомнив о былой сопернице, Гвендилена неожиданно почувствовала, как остро и болезненно сжалось сердце. Столько лет прошло, но вдруг это старое дело всплывет снова, как распухший и обезображенный труп утопленника? Что, если кто-то – например, Альдерик! – догадается о той роли, что она сыграла когда-то в том, что Хильдегард сослал бывшую супругу в отдаленное поместье?

Или уже догадался.

Гвендилена украдкой посмотрела на пасынка, но тот с невозмутимым видом разделывал тушку жареного цыпленка. Альдерик всегда ел очень аккуратно, словно брезгуя испачкать руки, пользовался за столом специальной двузубой вилкой и разделывал мясо небольшим, но острым ножом с рукояткой из лазурита, отделанной золотом. Этот нож он всегда носил с собой и очень дорожил им.

Хильдегард отодвинул тарелку. То ли каша сегодня не удалась, то ли ему просто не хотелось есть, но большая часть осталась нетронутой… Он промокнул губы салфеткой и уже собирался было удалиться, пожелав домочадцам приятной трапезы, как делал нередко, но вдруг обвел глазами собравшихся и недовольно нахмурился.

– А где Людрих? – спросил он.

– Упражняется в стрельбе из лука с мастером Алларием! – отозвался Римеран, с энтузиазмом обгладывая куриную ножку. Он-то никогда не утруждал себя тонкостями этикета за столом! – Наверное, слишком увлекся… Если позволишь, отец, я пойду и приведу его!

Он уже отодвинул тяжелый дубовый стул, чтобы встать, но этого не понадобилось. Дверь распахнулась, словно от сильного порыва ветра. Раскрасневшийся, загорелый Людрих, растрепанный и счастливый, вбежал в обеденный зал, торопливо поклонился отцу и занял свое место за столом. Хильдегард вовсе не выглядел рассерженным или недовольным, напротив – смотрел на своего любимца с легкой улыбкой.

– Чем ты занимался сегодня? – спросил он.

– Мы с братом фехтовали на деревянных мечах, и я почти победил! – ответил Людрих, уплетая мясо с овощами за обе щеки. – Правда, Римеран?

Тот кивнул.