Венец из молний (СИ)

Одна из фигур, что поменьше, была из тех, кто пялился на гостя бесстыдно. На лице этого рыжего не было ни отвращения, ни удивления. Вдруг что-то мелькнуло — будто радостная идея. Осознание. Он вскочил, звеня доспехами в зеленую полоску. Тёмная фигура напротив него оторвалась от изучения карт на руках. Почему-то она сидела в шлеме.

— В’едьмак! — выпалил полосатый рыцарь. — Слёзно извиняюсь, не пр’изнал вас издаалека.

Странный, непостоянный акцент. Нильфгаардский? Рыцарь протянул ведьмаку ладонь. Ведьмак принял. Мужчина затряс рукопожатие, сдавливая почти до боли. Отцепился. Теперь он весь грязный и мокрый. Это развеселило ведьмака: его лицо скривилось, задрожало. Рыцарь не сразу понял, что оскал, пережавший ведьмачью морду, был улыбкой. Улыбнулся в ответ, сам не зная, чему.

— Я Гуарин Жанлука Мерино, Рыцарь Птичьего Союза. А это… — он указал ладонью на чёрную гору. — Серафим фон д’Амеди, рыцарь Рассветаа-на-Воде.

Чернота поднялась со скамьи. Загрохотала тяжёлая броня. Нависла над ведьмаком как волна нависает над неудачливым рыбацким судёнышком. Ведьмак заулыбался, задрав голову. Чёрный рыцарь поднял забрало, чтобы поздороваться. Совсем молодой парень (может, эльф?) с подростковыми черными усами, с уставшими глазами кивнул ведьмаку.

Ведьмак, напоминавший в окружении рыцарей задохлого кота, задвигал губами. Звука не последовало. Хрип. Он мокро прокашлялся.

— Марек Яр, — представился наконец, с боем выдрав из горла голос. Добрую половину букв он шипел или зажёвывал.

— Присаживайт’есь, уважааемый Марек Яр, — пригласил как там его звали, садясь за стол.

Чёрный сел рядом с полосатым так грузно, что задрожали половицы. Ведьмак рухнул на его место, мокро хлюпнув. Оценил брошенные рыцарем с рук карты. Рыжий тут же смёл их в сторону.

— Корчмарь, дорогоой! Горячей каши и м’ёду на троих!

— Я на мели, — прошелестел ведьмак.

Чёрный рыцарь достал монету, явно припасённую недалеко. Ведьмак не узнал валюту. Рыцарь подкинул её и словил — довольно ловко для руки в железной варежке. Заглянул в ладонь синхронно с рыжим.

— Не обижайт’е рыцаря, — сказал рыжий без капли сожаления. — Я плачу.

Марек осклабился.

— Я по объявлению… — протянул он.

Запустил дрожащие пальцы в куртку, прямо через рваную дыру на груди. Нащупал что-то во внутреннем кармане и выложил на стол комок мокрого пергамента. Под определённым углом в нем ещё можно было различить аккуратные ровные буквы с почти неприлично детализированными заглавными.

— Конеечно! Мы ищем в’едьмака, но… Уважаемый Марек Яр, вы выглядит’е… Извините, потрёпано. Не хотите сначала отдохнуть?

— Уже отдыхаю, — ведьмак оскалился ещё шире, до боли в стянутых щеках. — Мёда бы…

— Вот вам мёд, — пробасил корчмарь, ставя на стол поднос.

Ведьмак говорил о совсем другом мёде.

Серафим выгнулась, всматриваясь за спину корчмаря. Она искала глазами его дочь, разносившую еду прежде. Девочка испугалась подходить к их столу в этот раз.

Ведьмак прохрипел что-то нечленораздельное при виде полной с горкой миски, и его глаз засиял чистой радостью. Яр принюхался к запаху и шипению шкварок, масла, жира… Каши из настоящего ячменя.

— Ваше здоровье, — не забыл он про рыцарей, поднимая в их сторону деревянную миску.

Не дождавшись ответа, ведьмак накинулся на еду. Он не ел уже несколько дней, а горячего… Неделю? Одну ли? Гуарин с Серафим переглянулись. Немногим позже они доверят ведьмаку и свои тарелки на опустошение.

— Хорошо… — прошуршал он, дожёвывая (жевать он начал только на второй миске) последнюю ложку рыцарской порции.

После стакана мёда лицо его как будто больше посерело и натянулось на череп, но выглядел он довольным.

— Каажется, вы давно сытно не ’ели, в’едьмак Марек? — осторожно начал Гуарин, только что став невольным свидетелем капли, вылившейся из кривых зубов ведьмака. Она съехала по вспоротым губам и упала на стол.

— Так давно, что не помню, когда, — подтвердил ведьмак, облизывая голые дёсны.

Он замер, продолжая ощупывать их языком. Полез в куртку, которую снял несколько минут назад якобы по совету рыжего. Из её изрезанных лохмотьев достал крошечную жестяную банку. Как только повернулась крышка, пыль порошка поднялась в воздух.

— В’едьмак, уважаемый! Кто я, конечно, такой, чтобы осуждать, ноо в людном мест’е…

Ведьмак подцепил содержимое мизинцем. Втёр в десну. Гуарин занервничал. Серафим, на плечо которой он начал растекаться, толкнула его. До рыцарей донёсся острый запах трав. Выдохнули — не фисштех. Марек закончил растирать песок по зубам и взглянул на сидящих напротив. Мелитэле судья, глазом, полным ехидства. Он, конечно, видел все изменения на лицах этих смешных, игрушечных рыцарей. Знал, о чём они подумали. Получается, подыграл.

— Пророк Лебеда, чего же Вы так пуга’ете! — чуть не вскрикнув возмутился полосатый. — Я тоо посмел на мгновение подумать, что это… фис’штех, — последнее слово он произнёс шепотом и в нос.

— Бывает, — промурчал ведьмак почти ласково.

— Что это такое, позвольт’е спросить? — добавил рыцарь после того, как Серафим похлопала его по плечу и указала на железную коробочку с поднятыми бровями.