Весьма вероятно, что влияние Корреджо на Розальбу действительно было довольно сильным. Его изящные молодые Мадонны, как та, например, что склоняется над младенцем в «Поклонении волхвов» (1518–1520, Уффици, Флоренция), находят свое отражение в пастелях Розальбы. Поза младенца в работе Каррьера «Мария с Иисусом и св. Иоанном Крестителем» явно заимствована с полотен Корреджо «Мадонна в беседке» (1524, Национальная галерея, Лондон) или «Кормящая Мадонна» (Музей изящных искусств, Будапешт). Надо заметить, что Розальба была не первой, кто поддался обаянию этих работ. «Святое семейство» (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург), выполненное Ватто в 1717–1719 годах, возможно, имело тот же источник вдохновения. Поза младенца повторяется в работах Корреджо, Ватто и Розальбы. Однако нам не видится большого сходства между «
Розальба несколько раз писала и Христа. Это «Благословляющий Христос» (Музей Ка–Редзонико, Венеция) и три головы Христа (все – Картинная галерея, Дрезден). Идеально прекрасное, кроткое лицо, обрамленное длинными шелковистыми локонами, является вершиной идеализации мужских изображений. Одна из заказчиц, для которой и был предназначен «Благословляющий Христос», писала, что он изображен «так живо и прекрасно, будто воздух Рая овевает его образ»118
.В заключение разговора об отражении религии в творчестве художницы, заметим, что Розальба обращалась к подобным сюжетам не слишком часто и оставалась в первую очередь светской портретисткой. Портреты священнослужителей и монахов, хоть и могут быть объединены в особую группу, создавались потому, что людей, отдавших себя на служение церкви, было много среди знакомых художницы и они были согласны позировать. Мадонн и Магдалин же она изображала так же, как Диан и Венер: все они являются олицетворением различных сторон женской привлекательности и одинаково не способны пробудить религиозные чувства.
Как и многие творческие люди эпохи рококо, Розальба не избежала увлечения экзотикой, в частности турецкими мотивами. В 1730–40-е годы художницей было выполнено две работы, в которых выразила себя любовь к «тюркери» – «Портрет женщины в турецком костюме» (Уффици, Флоренция; повторение – Музей истории и искусства, Женева) и «Турок» (Картинная галерея, Дрезден). Первая из названных пастелей продолжает традицию элегантной эротики, весьма значительную в творчестве Розальбы. Прекрасная молодая женщина в роскошных шелках и жемчугах, наклонив маленькую изящную голову на длинной шее, смотрит куда-то в сторону томным взглядом больших миндалевидных глаз. На ней вышитый белыми и оранжевыми цветами темно-синий халат, из-под которого выглядывает серебристое восточное платье, украшенное кружевами. На голове небольшой тюрбан, к которому приколот плюмаж из темных перышек. И все-таки это не настоящая турчанка – в левой руке девушка держит маску. Перед нами венецианка в маскарадном костюме, прелестная и лукавая участница карнавала, ненароком позволившая увидеть свое лицо. Предполагается, что моделью могла служить одна из любимых учениц Розальбы – Феличита Сартори, до 1741 года находившаяся в мастерской художницы.
Не менее интересен «Турок», относящийся примерно к тому же времени. Исследователи отмечают, что в работе ощущается некоторый юмор. С этим трудно не согласиться. Перед зрителем предстает привлекательная, но весьма самодовольная физиономия с живым взглядом и лихо закрученными усами. Их горделивому изгибу подражают перья плюмажа на тюрбане. На герое расшитый восточный халат, в руке он держит маленькую, по-видимому кофейную, чашечку. Что-то карнавальное есть и в этой импозантной фигуре. Может быть, и он переодетый венецианец, а не то француз или англичанин.
Что же могло послужить источником вдохновения для художницы, почему воображение ее занимали подобные образы? Б. Сани считает, что Розальба могла посещать турецкое посольство во время пребывания в Париже119
. В дневниках пастелистки об этом, однако, не упоминается, хотя подробность ее записок такова, что о столь важном событии, как посещение иностранного посольства, она не преминула бы дать детальный отчет. Но даже если она и познакомилась с экзотическим миром в Париже, почему воспоминания об этом посетили ее так поздно, в 1730–1740-е годы? Может быть, у художницы были и другие случаи соприкоснуться с востоком?