Венецианская художница Розальба Каррьера: жизнь и творчество

Попробуем вспомнить, кто из современников Розальбы был больше всех увлечен этой тематикой. В первую очередь, конечно, Жан-Этьен Лиотар (1702–1789), женевский живописец и «турецкий художник», как он сам себя называл. Кальвинист по вероисповеданию, Лиотар все же очень стремился в Париж, справедливо представлявшийся ему центром современного искусства. Первый раз художник оказался там в 1723 году, то есть встретиться с Розальбой он не мог. Однако обучение начал у ее старого знакомого – Массе, копировавшего в свое время некоторые миниатюры венецианской художницы. Вполне возможно, что возникший тогда интерес Лиотара к пастели был связан именно с недавним пребыванием Розальбы в Париже и всеобщим увлечением ее работами. Не дождавшись серьезного успеха в Париже, Лиотар уехал в 1735 году в Италию, побывал в Неаполе и Риме. В 1738 году английский лорд Понсомби, будущий граф Бессборо, пригласил его на Восток. Они выехали из неаполитанского порта 3 апреля 1738 года. В Стамбуле Лиотар прожил до 1742-го, когда решил покинуть столицу Порты, чтобы принять приглашение молдавского князя Константина Маврокордато. В 1743-м художник уже в Вене, причем поражает всех своим экзотическим обличьем: он носит длинную бороду, меховую молдавскую шапку и яркие восточные одежды. С этого момента начинается триумфальное шествие Лиотара по Европе. Он переодевает знатных дам в обитательниц гаремов, а европейских аристократов – в пресыщенных удовольствиями султанов, и пишет их в роскошных восточных интерьерах. Однако элементарное сопоставление дат показывает, что Лиотар не мог в 1730-е годы заставить Розальбу обратиться к восточной тематике, поскольку еще сам не был с ней знаком. Остается, правда, призрачная надежда на то, что более поздняя работа художницы, «Турок», создавалась все же не без влияния женевского мастера.

Впрочем, тема Востока была столь хорошо известна в тогдашнем обществе, что совсем необязательно искать связь этого увлечения Розальбы с Лиотаром. Восточные мотивы появляются в живописи и графике, на гобеленах, одежде и украшениях, с Востока везут керамику и ткани. Предшествовала всему, как обычно, литература. В 1704 году на французском языке вышли «Сказки тысячи и одной ночи», в 1721 году Монтескье опубликовал «Персидские письма», в 1738-м появилась «Заира» Вольтера. Немаловажным было и то, что Розальба жила в Венеции, где карнавал давал возможность для воплощения самых невероятных и изысканных фантазий. К тому же Венеция еще со времен средневековья поддерживала постоянные коммерческие связи с Востоком. Теперь же в Серениссиму из Стамбула везли великолепные ткани и ковры, украшения и оружие. Все эти вещи легко находили сбыт в среде венецианской аристократии. Так что видеть и примерять подобные восточные наряды было, надо думать, вполне привычным занятием для Розальбы и ее учениц.

Последние годы жизни Розальбы Каррьера прошли в Венеции. Они были омрачены тяжелой глазной болезнью, из-за которой художница начала терять зрение, а также многими иными горестями. В 1738 году умерла любимая сестра Розальбы – Джованна, которая была бессменной помощницей пастелистки, ее правой рукой. В 1739-м скончалась престарелая Альба – мать художницы, в 1742-м – Анджела потеряла своего мужа Антонио Пеллегрини. С этого момента Розальба и Анджела жили вместе. Это было тем более необходимо Розальбе, что зрение ее стремительно ухудшалось, и в 1746 году наступила полная слепота. Не терявшая надежды на восстановление здоровья, Розальба в 1749 году решилась на операцию, которая прошла успешно. Однако зрение вернулось всего на несколько месяцев, после чего художница окончательно погрузилась во тьму. Сенсье пишет, что душевное состояние ее было очень тяжелым: «Она слышала, какой шум поднялся вокруг пастелей Рафаэля Менгса […], была свидетельницей небывалого огромного успеха “Шоколадницы” и “Прекрасной жительницы Лиона” Лиотара […]. Она узнала, наконец, о Латуре, который был признан королем всех пастелистов»120. Розальба понимала, что дни ее славы подошли к концу. Теперь она, по выражению известного гравера Никола Кошена, стала «слепой художницей – достопримечательностью Венеции»121, которая еще интересовала путешественников лишь благодаря своему прошлому успеху и трагической судьбе. Тот же Кошен, путешествовавший по Италии вместе с братом мадам Помпадур, маркизом де Мариньи, писал одному из своих друзей, оставшихся в Париже: «У меня еще не было возможности повидать великую Розальбу; она потеряла зрение и, говорят, не хочет, чтобы ее видели в подобном состоянии. Я сделаю, однако, все возможное, чтобы встретиться со столь знаменитой женщиной, которую еще ни разу не видел»122. То есть, хотя Розальба и вела затворнический образ жизни, совсем о ней не забывали.