Венецианский альбом

И я упорно шла, чувствуя себя все более несчастной, потому что в Венеции не существует такого понятия, как прямой путь. Чтобы перебраться на другой берег, мне пришлось вернуться по собственным следам, а потом постоянно выбирать, куда свернуть, направо или налево, хотя на самом деле нужно было бы двигаться вперед. Наконец я добралась до моста Академиа и там, чтобы преодолеть пятьдесят ступенек вверх и пятьдесят вниз, вынуждена была, цепляясь за перила, бороться с ветром и дождем. Когда я спустилась на маленькую пьяцца, ее уже затопило. Пришлось брести по ледяной воде, ощущая, как она плещется у лодыжек. Остальные люди выглядели так, как будто все происходящее — всего-навсего легкое неудобство: например, одна женщина несла нагруженную доверху корзину с покупками, другая толкала коляску с ребенком, до которого лишь чуть-чуть не доходила вода.

К этому времени я так замерзла, что меня била дрожь. Впереди замаячила площадь Санто-Стефано. Теперь уже недалеко. Под ногу попалась невидимая канавка водоотведения, я оступилась, стала падать лицом вперед и шлепнулась бы в ледяную воду, не подхвати меня какой-то прохожий. Бредя мимо бара, я была поражена, увидев мужчин, которые курили и выпивали, сидя на табуретах, хотя под ними плескалась вода. Похоже, кроме меня, она больше никого особенно не волновала.

— Мадонна! — воскликнула синьора Мартинелли, когда я зашла в квартиру и остановилась в коридоре. С моей одежды на пол текли ручейки.

— Извините, — пробормотала я, — я вам полы замочила. — Я попыталась расстегнуть плащ, но пальцы онемели от холода и не гнулись.

Хозяйка подошла ко мне.

— Бедное дитя, — сказала она и стала сама расстегивать пуговицы. — Давайте-ка положим это в ванной, пусть сохнет. И туфли тоже. Значит, аква альта уже до нас добралась, да?

— Добралась. Площадь Санто-Стефано затоплена.

Она сняла с меня пальто. Вся одежда под ним тоже была насквозь мокрой.

— Давайте и остальное тоже снимем, — сказала синьора Мартинелли и потянула джемпер мне через голову.

Я так ослабла и вымоталась, что позволила ей это сделать, и слишком поздно поняла опасность.

Ее руки расстегнули мне юбку, та упала на пол, она увидела нижнюю юбку, туго обтянувшую мой растущий живот, и воззрилась на него.

— Дио мио! Что я вижу? Я не ошиблась, это то, о чем я думаю? — резким голосом спросила она и ткнула пальцем в направлении живота. — Там бамбино?

Я кивнула.

— Я пустила вас в дом, считая приличной девушкой. — Хозяйка практически выплюнула эти слова. — Не гулящей. Не уличной женщиной.

— Но я приличная, синьора. Я достойная женщина, честное слово, — пролепетала я. — Я лишь раз оступилась, совершила ошибку с мужчиной, которого полюбила и который не может на мне жениться.

— Совершить такое с женатым мужчиной — это прелюбодеяние. А прелюбодеяние — смертный грех, — холодно изрекла она. — Если вы умрете до исповеди, попадете прямиком в ад и проведете там вечность.

Я не знала, что на это сказать, просто стояла в коридоре и дрожала, а потом наконец произнесла:

— Мне нужно принять горячую ванну, а то я подхвачу простуду.

— Вы покинете эту квартиру, — сказала хозяйка.

— Вы хотите, чтобы я ушла? Сейчас? — я в ужасе уставилась на нее.

— Я добрая католичка, — ответила она, — и не выгоню вас в такую погоду. Но я хочу, чтобы вы как можно скорее нашли себе другое жилье. Не желаю, чтобы соседи узнали, какой особе я сдавала комнату. Могу себе представить, что они скажут. Наверняка будут обвинять меня в том, что я пустила в дом падшую женщину. Я не вынесу, если на меня станут показывать пальцами, косо смотреть и шептаться за моей спиной.

— Очень хорошо, — сказала я, вздернув подбородок. — Я уйду. Очень жаль, что я причинила вам столько неприятностей. Но, поверьте, мне и самой хватает горя. Я не могу поехать домой, к матери, чтобы не опозорить ее.

Я думала, что, может, это немного смягчит хозяйку, но ничего подобного не произошло.

— Лучше примите ванну, — сказала она. — А то заболеете, и придется за вами ухаживать. — И удалилась тяжелой походкой в кухню, захлопнув за собой дверь.

Я была так расстроена, что слишком резко включила колонку. В результате ужасно громыхнуло, и синьора Мартинелли принялась барабанить в дверь.

— Теперь вы решили сжечь мой дом! — кричала она. — Я хочу, чтобы вас тут не было!