Венеция. История города

Еще один значимый византийский трофей, хотя дата его появления неизвестна, — это Святая Дева Никопойя, икона XII века, которую в битвах несли перед императором. (Вот почему она называется nikopoia, «приносящая победу», а не по названию места создания, как часто считают.) Она, очевидно, не оправдала надежд последних императоров; а значит, как вполне могла бы счесть Венеция, решение перевезти ее и поместить в тот источник, откуда черпает свою силу народ, выигрывающий нынешние битвы, было вполне закономерным и правильным. Отныне она не подвергнется риску на полях сражений. А то, что она находится в базилике, можно рассматривать как знак покровительства Богоматери.

В базилике найдется немало удивительного и достойного восхищения. В сокровищнице, в правой части церкви, содержится богатая коллекция икон, потиров, драгоценных чаш и тому подобного. Многие из этих предметов также прибыли из Византии. В капелле Дзен есть два могучих льва из красного мрамора, выполненных в романском стиле, которые, вероятно, некогда охраняли южные ворота базилики (их закрыли в XVI веке). Мозаики XIV века в баптистерии рассказывают историю Иоанна Крестителя, где не забыта и элегантно светская Саломея. С крутой лестницы, ведущей в музейную часть, расположенную над атриумом, вам откроется незабываемый вид на интерьер церкви, а затем с галереи — наружу, на голубей, флаги, сувенирные прилавки и нескончаемые толпы Пьяццы. Рядом с копиями лошадей, но отнюдь не выше башен и колоколен церквей, вы не почувствуете себя недостижимо возвышающимися над спешащими внизу людьми или отстраненными от них, наоборот, ощутите более тесную связь с ними, ведь теперь вы — живая часть фасада, которым они любуются. Хотя, конечно, на Пьяцце найдется немало заслуживающих внимания вещей, и фасад Сан-Марко — всего лишь одна грань общего ансамбля, к которой вам позволено присоединиться.

Собор Сан-Марко необычайно прекрасен, и бывают мгновения, когда усталый или охваченный восторгом посетитель может почти поверить в фантазии Теофиля Готье о мозаиках, оживающих в свете золотых молний, когда застывшие складки одежд святых «становятся мягче и начинают струиться, остекленевшие взгляды оживают… застывшие ноги делают шаг; херувим взмахивает своими восемью крыльями; ангелы расправляют пурпурные и лазурные перья, пригвожденные к стенам безжалостной мозаикой». Фантомы «ослепительные, головокружительные, мнимые… проходят перед вами, встряхивая нимбами длинных золотистых волос». Но встреча с Сан-Марко не обязательно должна вызывать такую бурю эмоций. По мере того как знакомство с храмом становится все более и более тесным, ваше отношение к нему меняется, и вот однажды, говорит Генри Джеймс, «вы проходите под украшенными картинами портиками с чувством привычной дружеской радости и желания оказаться поскорее в полутьме и прохладе». И вы не обнаруживаете

…ничего грандиозно уравновешенного или высоко почитаемого: нет ни длинных линий, ни триумфа перпендикуляров. Церковь и вправду высока, но скорее похожа на сумрачную пещеру. Красота поверхностей, тонов, деталей, вещей достаточно близких, чтобы можно было их коснуться, преклонить на них колени, прислониться — вот чем вызван этот эффект. Красотой такого сорта это место невероятно богато, и можно приходить туда каждый день и находить заново ускользавший ранее живописный уголок.

И все-таки обычно находятся, продолжает Джеймс, художники, пытающиеся «своими мольбертами, шатко установленными на волнообразном полу», отдать должное мраморным плитам, «великолепным панелям базальта и яшмы, распятиям, чья одинокая боль кажется еще глубже в вертикальных лучах света, дарохранительницам, чьи распахнутые дверцы открывают взору темные византийские образа, испещренные тусклыми, кривыми драгоценными камнями», но