Мы вправе утверждать (пусть эти слова и покажутся недобрыми), что правление Джованни Дольфина стало полной противоположностью его блистательному приходу во власть. Такое впечатление, что дерзким побегом из осажденного Тревизо он исчерпал отпущенный ему кредит удачи. Все, что ему оставалось, – беспомощно наблюдать, как республика медленно теряет силы под натиском врага, и заплатить за ее спасение высокую и унизительную цену. Последующие дипломатические усилия Дольфина тоже оказались напрасными. Но вопрос, чего бы на его месте добился другой, более энергичный лидер, остается открытым. Вероятно, не большего, чем Дольфин. Дело было не столько в некомпетентности дожа, сколько в неблагоприятных обстоятельствах, которые по воле судеб сопутствовали его правлению. Так или иначе, он не оставил современным венецианцам веских причин часто вспоминать его имя, хотя саркофаг, в котором его похоронили в церкви Санти-Джованни-э-Паоло, в часовне северо-восточной апсиды, украшен поистине великолепной резьбой.
Своим возвышением Лоренцо Чельси обязан не только тому, что счастливо избежал когтей герцога Австрийского: фортуна улыбнулась ему еще дважды. Вернувшись в Венецию, он был назначен «капитаном залива», иными словами, командиром адриатического флота метрополии, и вскоре отбыл с каким-то поручением, а накануне выборов нового дожа кто-то пустил слух, что Чельси одержал знаковую победу, захватив группу генуэзских корсаров. На волне ликования, вызванного вестью о первом за долгое время венецианском триумфе, весы качнулись в пользу Лоренцо, и даже после того, как позднее обнаружилась ложность известия, новый дож не дал своим подданным никаких серьезных причин пожалеть о сделанном выборе.
Из четырех последних дожей он был третьим, избранным в свое отсутствие (
Коротко говоря, из него вышел именно такой дож, в каком нуждались венецианцы. Парады, шествия и пышные празднества всегда оказывали на них живительное действие, и за краткий период спокойствия, приблизительно совпавший с правлением Чельси, горожане насладились ими сполна. Иноземных правителей, посещавших город, он принимал с необычайной помпой и щедростью. В сентябре 1361 г., когда Рудольф Австрийский приехал заключить мир с республикой (и в знак доброй воли привез с собой злополучных послов, просидевших у него в темнице два года), дож вышел ему навстречу на «Бучинторо», а затем верхом сопроводил по городу, показывая церкви и дворцы, святые реликвии и бесценные сокровища, которыми Венеция славилась на весь мир (не забыв, надо полагать, и об Арсенале). Еще более роскошный прием был оказан Петру Лузиньянскому, королю Кипра, который посетил Венецию дважды – в 1362 и 1364 гг., начав и закончив визитом в город Чельси долгое путешествие по Европе. Как и подобало августейшей особе, король расположился в огромном «византийском» дворце XII в. на Гранд-канале. В то время дворец принадлежал семейству Корнаро; на одном из карнизов, над верхней лоджией, по сей день красуются королевский герб Кипра и герб дома Лузиньянов[179]
.Но самым выдающимся гостем Венеции стал Петрарка, который прибыл в город в 1362 г., спасаясь от чумы, свирепствовавшей в Падуе. Его карьера дипломата и политика осталась в прошлом; в награду за обещание оставить республике свою библиотеку он получил отличный дом на Риве[180]
, где и прожил с семьей своей дочери следующие пять лет, пока вновь не пустился в странствия из-за пустячной обиды, на деле не стоившей внимания, – четверо молодых венецианцев обозвали его безграмотным дураком. Что случилось с его библиотекой – большой вопрос, над которым ученые бьются с давних пор. Под нее было выделено специальное помещение на верхнем этаже собора Святого Марка, но похоже, книги туда так и не перенесли. Возможно, Петрарка отдал их кому-то другому, перенеся свою обиду на весь город. По другой версии, вина лежит на городских властях, которые попросту не поняли, насколько ценен этот дар, и оставили книги плесневеть в каком-нибудь забытом хранилище.