Специальная комиссия, назначенная Большим советом для ведения войны (и первоначально насчитывавшая двадцать пять человек, но ввиду особо сложной ситуации запросившая «дополнение» и расширенная до семидесяти пяти членов), пришла в возмущение, узнав об условиях Венгрии. Сосновые леса на побережье Далмации и в глубине страны были основным источником древесины для венецианских кораблей, а выходцы из этой приморской области традиционно составляли большую часть корабельных экипажей. Как было допустить, чтобы дож, только недавно провозгласивший себя властителем «четверти и получетверти Римской империи», отрекся от титула, который по праву носил вот уже три с половиной столетия, с того славного дня Вознесения в 1000 году?
Это были веские аргументы, но голоса против них звучали еще убедительнее. Тревизо держался из последних сил, а те итальянские области, которые сохраняли верность Венеции, имели для нее еще большее значение, чем Далмация, которая и так уже была в основном потеряна. Эти города и земли Италии представляли собой последний бастион, от которого зависела безопасность самой республики. Итак, условия Лайоша были приняты, и 18 февраля 1358 г. в Заре стороны подписали мирный договор.
Материальные потери были существенными, но еще тяжелее стало моральное унижение – не в последнюю очередь потому, что венецианцы были сами виноваты в случившемся, по крайней мере отчасти. Положение Далмации по отношению к республике всегда оставалось неопределенным, что само по себе любопытно и противоречит типично венецианскому подходу к колониальным владениям. Далмация была единственной зависимой областью, к которой венецианцы так и не подобрали ключ. С самого начала они оставили за ней формальное подданство Византийской империи, а поскольку любой подчиненный народ предпочитает далекого и невидимого верховного властелина наместнику, правящему зримо и во плоти, венецианцев в Далмации всегда в той или иной степени недолюбливали. Следует признать, что задачи повседневного управления обычно препоручали традиционным местным правителям – князьям и графам, епископам и ректорам, но на ключевых позициях со временем появлялось все больше и больше венецианцев или их прямых ставленников. А хуже всего было то, что Венеция требовала бесплатного обслуживания своих кораблей во всех далматинских портах и настаивала на том, чтобы все далматинские торговые суда, направлявшиеся в порты Адриатики, первым делом представляли свои товары на венецианском рынке (хотя обеспечить исполнение этого последнего условия удавалось не всегда). Разумеется, это плохо сказывалось на местной торговле, из-за чего недовольство Венецией постоянно росло, и в итоге венгры без особого труда переманили население прибрежных городов на свою сторону.
Лишившись Далмации, Венеция спасла свои итальянские владения на материке. Однако она увидела, насколько они уязвимы, – и это не укрылось от ее врагов, нынешних и потенциальных. Например, Франческо да Каррара, несмотря на сепаратный мир с Венецией и удивительно пышный прием, который дож оказал ему как гражданскому лицу позднее тем же летом, по-прежнему мечтал урвать кусок пожирнее. Еще до конца года он собрал войско из двух тысяч германских наемников; на словах Каррара заявил, что эта армия нужна ему лишь для борьбы с миланским правителем Висконти, но венецианцам она все равно внушала понятные опасения. В попытке укрепить свои позиции они даже отправили посольство к Карлу IV – просить, чтобы император официально признал новые владения Венеции на материке. Но Карл, как обычно, не проявил благосклонности, и единственным результатом этой поездки стало то, что герцог Рудольф Австрийский (желавший отомстить за один из своих замков, разрушенный венецианцами во время войны с Лайошем) захватил двух или трех послов на обратном пути и продержал в плену два года.
Их коллеге, некоему Лоренцо Чельси, повезло больше: он решил ненадолго задержаться при императорском дворе в Ратисбоне. Если бы не это, то на 12 июля 1361 г., когда скончался Джованни Дольфин, Чельси тоже томился бы в австрийской тюрьме и никогда бы не стал пятьдесят шестым дожем Венеции.