Но, несмотря на все эти изъявления дружбы, венецианцы не теряли бдительности. Они прекрасно помнили, что двое младших сыновей Франческо Нового бежали в Марку, и слишком хорошо знали их породу, чтобы не подозревать их в заговоре с целью возвращения к власти. Попытка добиться их выдачи не увенчалась успехом, и тогда венецианцы назначили цену за их головы (как уже поступили ранее с двумя уцелевшими отпрысками дома Скалигери), а затем принялись систематически уничтожать все признаки былого влияния Каррара в Падуе. Друзей и дальних родственников Каррара отправили в изгнание, а один из глав Совета десяти специально посетил Падую, чтобы изучить все найденные при обысках бумаги и книги на предмет важных свидетельств или улик. Ничего найти не удалось, но сами документы перевезли в Венецию и поместили на хранение как возможные источники полезных сведений. Республика не собиралась оставлять что-либо на волю случая.
1406 г., начавшийся в Венеции с торжеств по поводу присоединения Падуи, завершился еще одним праздником: 19 декабря один из ее граждан, Анджело Коррер, был избран римским папой и принял имя Григория XII. В свои годы, под восемьдесят, новый папа был так немощен телом, что один современник, описывая его, воскликнул: «Кожа да кости! Видно, как сквозь них просвечивает дух». Но дух этот сиял искренним и глубоким благочестием и был сосредоточен на одной-единственной высокой цели, которой Григорий XII намеревался посвятить остаток своих дней, – исцелению западной церкви, которую вот уже почти тридцать лет раздирала на части Великая схизма.
В 1377 г. Григорий XI перенес папский престол из Авиньона обратно в Рим, но год спустя умер, а последовавшие за этим выборы омрачились чрезвычайными беспорядками в городе. Жители Рима прекрасно отдавали себе отчет: если французские кардиналы и их сторонники возьмут верх, они со своим победившим кандидатом вернутся в Авиньон – и уже, возможно, навсегда. Твердо решившись предотвратить такую катастрофу, от которой Рим уже мог никогда не оправиться, они вышли на улицы с протестами и даже сумели захватить здание Конклава. Опасаясь за свою жизнь, кардиналы решили не дразнить толпу и выбрали итальянца – Урбана VI, который открыто выразил намерение остаться в Риме. Но всего через несколько недель после коронации тот ухитрился настроить против себя обе партии, и французскую, и итальянскую, до такой степени, что те, отчаявшись, решили сместить его. Объявили, что Урбан VI избран под давлением и, следовательно, незаконно, а новым, законным папой провозгласили Климента VII. Урбан VI, успевший хорошо укрепиться в Риме, отказался покинуть престол, и в результате противостояние приняло затяжной характер. По мере необходимости обе стороны избирали нового папу, и к тому моменту, как венецианец Григорий XII, третий по счету наследник Урбана VI, был призван на престол Святого Петра, конфликт все еще не утратил своей остроты.
Не прошло и недели со дня коронации, как новый папа обратился к антипапе Бенедикту XIII, преемнику Климента VII, на тот момент находившемуся в Марселе: «Поднимемся же с вами вместе и устремимся к общей цели единства!» Если не найдется галеры, которая сможет доставить его к месту встречи, Григорий готов был плыть на простой рыбацкой лодке; если не найдется лошадей, он готов идти пешком. Если Бенедикт отречется, он, Григорий, с радостью последует его примеру. Тогда кардиналы с обеих сторон смогут наконец объединиться и сообща провести новые выборы, результат которых будет уже неоспорим. Это было честное предложение – и Григорий XII сделал его от души. Бенедикт, со своей стороны, согласился (едва ли он мог отказаться, не потеряв лицо) и предложил встретиться в Савоне. Но тут начались первые затруднения. Савона находилась на французской территории, под юрисдикцией Бенедикта. Путешествие из Рима обещало быть долгим, дорогостоящим и определенно опасным для восьмидесятилетнего старика. Владислав I Дураццо, король Неаполя, имевший свои причины желать, чтобы раскол продолжался, попытался захватить Рим и силой помешать папе отправиться в путь; это ему не удалось, но Владислав сумел убедить Григория в том, что Святой град, оставшись без папы, окажется в опасности. Вдобавок тяготы высокого сана брали свое, отнимая у престарелого папы остатки здоровья и сил, и с каждым днем Григорию все труднее было противостоять давлению родственников (прежде всего двух племянников), которые уже основательно запустили руки в папские сундуки, чтобы тешить свои непомерные аппетиты, и готовы были на все, чтобы помешать ему приблизиться к отречению хоть на шаг.