К тому времени, как папское приглашение к участию в новом союзе достигло синьории, Паскуале Малипьеро уже умер. Его преемником стал гораздо более сильный и деятельный человек – Кристофоро Моро. Хоть он и был уже стар, но рвался в поход не меньше самого Пия: многочисленные письма Моро, адресованные папе, полны призывов поскорее перейти к активным действиям. Подавляющее большинство соотечественников Моро разделяли его чувства: скорость и масштабы, которые набрало османское наступление за последние десять лет, повлекли за собой разительные перемены в общественном мнении. Большой совет уже одобрил антитурецкий союз с Венгрией, а теперь с энтузиазмом поддержал и предложения папы. Весьма воодушевленный этим, Пий снова написал дожу Моро, предлагая ему стать третьим вождем похода – наравне с самим папой и герцогом Бургундским. «В этом случае, – писал он, – не только Греция, но и Азия, и весь Восток содрогнутся от ужаса… будет нас трое старцев, а Бог троицу любит. Троица Небесная будет в помощь нашей троице, и будем мы попирать ногами наших врагов». Совет – на сей раз 1607 голосами против одиннадцати, при шестнадцати воздержавшихся, – постановил, что дож и впрямь может отправиться в поход, а когда через несколько дней Моро внезапно передумал, его попытку отказаться от участия отвергли с возмущением. Как выразился один не самый тактичный его советник, «честь и благополучие нашей земли для нас дороже вашей персоны».
Но весть о поддержке со стороны Венеции оказалась последней из новостей, которые могли бы порадовать Пия. Решили, что крестоносцы отплывут из Анконы летом 1464 г. Однако в начале того же года Генуя присоединилась к герцогству Миланскому, что серьезно пошатнуло равновесие сил в Италии и вызвало панику по всему полуострову. Стало очевидно, что ни одна из материковых итальянских держав не сможет предоставить войска для крестового похода. Более того, на Пасху герцог Бургундский объявил, что не сможет выступить в поход по меньшей мере до следующего года. Между тем Рим едва начал готовиться к экспедиции: средств катастрофически не хватало, и бургундские послы сообщали оттуда домой, что «в жизни не видели такой жалкой армии» и что к походу готовы только две галеры. При всем своем энтузиазме папа был напрочь лишен организационных способностей. Он рассчитывал, что под его знамена хлынет могучий поток хорошо вооруженных и опытных наемников, рыцарей и ратников со всей Европы, готовых служить на собственные средства добрых полгода, а то и больше. Вместо этого – подобно многим своим незадачливым предшественникам, призывавшим к крестовым походам, – он получил недисциплинированную толпу нищих босяков, наводнивших город и ожидавших, что их вооружат, поставят на довольствие и перевезут к месту боевых действий за государственный счет. Венеция, никогда не тратившая время на подобный воинствующий сброд, попросту закрыла доступ в город, и несостоявшиеся крестоносцы разошлись по домам (если не умерли в пути от голода и болезней), но Риму и Анконе их товарищи причинили немало хлопот.
Вдобавок ко всем прочим несчастьям быстро ухудшалось здоровье папы. Но его намерение оставалось по-прежнему твердым; и, как будто понимая, что ему отпущено совсем мало времени, он решил перейти от слов к делу. 18 июня он принял крест в соборе Святого Петра и выступил в путь: сперва на барке вверх по Тибру, затем на носилках через Апеннины. По дороге ему не раз встречались группы незадачливых крестоносцев, которые, добравшись до Анконы, не нашли там доступного транспорта и теперь уныло брели по домам. На папу это действовало удручающе; его врачи, видя, как он огорчается, задергивали занавески его портшеза под предлогом защиты от холодного ветра. Когда кортеж достиг места назначения – всего через месяц после выезда из Рима, – уже все, кроме самого Пия, наверняка понимали, что задуманный им крестовый поход не состоится. Обе папские галеры стояли в гавани на якоре, а о кораблях, обещанных Венецией, не было ни слуху ни духу. Те немногие рыцари, у которых хватало денег на пропитание и не имелось занятий получше, все еще оставались в городе, ожидая, не случится ли что-нибудь; но большинство уже потеряли надежду и отправились по домам.