Венеция. История от основания города до падения республики

13 сентября 1501 г. дож Агостино Барбариго, которому уже исполнилось восемьдесят два, созвал синьорию и сообщил, что намерен отречься от должности. Он был стар и болен; республика нуждалась в более молодом и энергичном кормчем, который сможет провести ее через рифы и мели этого непростого времени. Сам Агостино намеревался вернуться в свой дом на площади Сан-Тровазо и дожить там остаток дней в мире и спокойствии. Сняв с пальца дожеское кольцо, он попытался передать его на хранение старшему советнику – до тех пор, пока не будет избран новый дож.

Однако и кольцо, и отставку отвергли, причем, надо сказать, не потому, что Барбариго отличался какими-то выдающимися достоинствами. Он всегда был чересчур горд и жаден; за пятнадцать лет правления, несмотря на все законные меры, принятые для ограничения власти дожа, его не раз обвиняли в коррупции, несправедливости и торговле должностями (не говоря уже о безудержном пьянстве), и в итоге осталось не так много подданных, способных сказать о нем доброе слово. Но все видели, что он быстро сдает, и проще всего подождать, пока природа возьмет свое. И действительно, ровно через неделю Агостино умер[256]. Народ, лишенный всякого законного слова в выборах дожа, тем не менее поднял шум в поддержку своего фаворита Филиппо Трона, а после того, как 26 сентября он, в свой черед, скончался, многие стали шептаться об отравлении. Однако дневник Марино Санудо заверяет нас, что никакой грязной игры не велось: просто Трон был непомерно тучным и в один прекрасный день попросту лопнул[257]. По-видимому, из-за этого несчастья выборы ненадолго отложили: нового правителя Венеции, Леонардо Лоредано, совет из 41 выборщика провозгласил лишь 2 октября.

Великолепный портрет Лоредано работы Джованни Беллини, написанный, вероятно, в первые год-другой его пребывания в должности, изображает высокого изможденного человека лет семидесяти, с тонким, эмоциональным лицом[258]. В отличие от многих своих предшественников он не мог похвалиться блестящей карьерой адмирала или дипломата. Впервые он упоминается в документах в 1480 г. как прокуратор работ по строительству церкви Санта-Мария деи Мираколи[259]. Затем недолгое время он прослужил подеста Падуи, а после этого практически не покидал Венеции. Мало кто разбирался в государственном механизме так хорошо, но для спасения республики, оказавшейся в столь отчаянном положении, одних лишь способностей и знаний чиновника-аристократа, пусть и самого умелого, было явно недостаточно.

Между тем республика пребывала в унынии. Отчасти это проистекало из торгово-экономического краха, но истинные причины лежали глубже. За годы изобилия, как это обычно бывает, население привыкло к лучшему и расслабилось. Старые законы против казнокрадства и взяточничества применялись на практике уже не так строго, как в былые времена, и Агостино Барбариго был не единственным патрицием, стремившимся обустроить свое личное гнездышко поуютнее за государственный счет. Чтобы его преемники вели себя более сдержанно, учредили новую систему, согласно которой после смерти дожа немедленно избирались трое дознавателей, которые должны были изучить всю летопись его деяний и проверить все обвинения, которые выдвигались против него при жизни. Однако этого точечного закона, имевшего дело лишь с последствиями, оказалось недостаточно, чтобы искоренить зло, пустившее корни повсеместно, и злоупотребления продолжались. Это был не единственный признак поразившей государство болезни. Отсутствие партийной системы означало, что отсутствуют и управляемые механизмы для открытого соперничества за власть и прямых столкновений между личностями и мнениями – неизбежных и необходимых проявлений здорового политического организма. В результате венецианская олигархия, замкнутая на самой себе, продолжала вести подковерную борьбу. В хорошие времена эта борьба не вышла бы за рамки разумного; но к началу XVI в. напряжение стало нестерпимым и постоянно выплескивалось на улицы и площади в форме жестоких кровопролитий. Впрочем, это не значит, что венецианцы больше не могли забыть о своих распрях и объединиться ради защиты республики в час нужды: всего через несколько лет очередной призыв к оружию встретил такой же единодушный и искренний отклик, как и в прежние времена. Однако в тот период своей истории – пожалуй, как никогда требовавший силы, – венецианцы вступили ослабленными и морально, и физически.

30 Камбрейская лига (1503 –1509)

Дрожите, венецьянцы! Слишком долго

Вы уклонялись от уплаты долга
За все богатства, нажитые злом.

Пьер Грегор (?1475−1538)