Город могло бы спасти лишь одно – активная и безоговорочная поддержка европейских государств; однако они ее не предоставили. Можно утверждать, что вся история экспансии Османской империи в Европу объясняется вечной неспособностью христианских государей объединиться для защиты своих стран и веры. Они не делали этого (по крайней мере, от души) со времен Третьего крестового похода почти пятьсот лет назад; не сделали они этого и сейчас. Вновь и вновь Венеция обращалась к ним с призывом, подчеркивая, что речь идет не просто о будущем никому не известной венецианской колонии, но о безопасности самого христианского мира, поставленного под угрозу; что при потере Крита будет потеряна и половина Средиземноморья. Вновь и вновь правители отказывались прислушаться – как и всегда. Германский император ссылался на недавно подписанный им 20-летний мир с Портой; король Испании, к всеобщему изумлению, отправил в иноверный Константинополь своего посла; Франция, как всегда, вела двойную игру: одной рукой она время от времени тайком передавала Венеции небольшие субсидии, другую дружески протягивала султану; Англия, от которой мало чего ожидали, поскольку она еще не имела власти на Средиземноморье, была щедра на обещания, но не на что-то большее. Сменявшие друг друга папы, видя в положении Венеции полезное средство достижения собственных целей, предлагали помощь лишь в обмен на уступки: Иннокентий Х требовал контроля над венецианскими епископами, сменивший его Александр VII – допуска в Венецию иезуитов, изгнанных с территории республики во времена интердикта.
Надо признать, что с годами непрекращающееся сопротивление Кандии стало предметом обсуждений в Европе, и иностранную помощь в виде людей, денег или кораблей стали выделять чуть более охотно, однако эта помощь неизменно была слишком незначительной и приходила слишком поздно. В качестве типичного примера можно привести войско из 4000 человек под командованием князя Альмериго д’Эсте, отправленное из Франции в 1660 г. Оно прибыло не весной, когда от него было бы больше всего пользы, а в конце августа; первая же вылазка против врага на местности, которую французы не удосужились разведать, закончилась паникой и бегством; через пару недель войско свалилось с дизентерией, и его в полном составе пришлось отправить на более спокойные острова для восстановления сил, после чего выжившие (к сожалению, князь в их число не входил)[340]
вернулись домой, так ничего и не добившись. Та же история приключилась и с двумя тысячами немцев, отправленными примерно в то же время императором Священной Римской империи. Они тоже прибыли слишком поздно, чтобы принести хоть какую-то пользу, и отбыли, ничем не показав своего участия в событиях, только еще больше истощили запасы в осажденном городе.Подвиги венецианских командующих на море столь многочисленны и памятны, что мы слишком легко забываем о еще более героической защите Кандии, которую вел ее гарнизон, обреченный на 22 года изнурительной осады (из всех форм ведения войны эта способна внушить самое безнадежное уныние) и на постоянные разочарования, когда обещанные подкрепления от так называемых союзников вновь и вновь оказывались бесполезными. Те войска, что приплывали в Кандию, всегда либо изо всех сил стремились спасти свою шкуру, либо (что немногим лучше) завоевать славу лично для себя, рискуя при этом не только своей жизнью, но и жизнями многих других людей – при хронической нехватке защитников город не мог себе этого позволить. Второе явление становилось все более частым на последних стадиях осады. К этому времени название города было широко известно по всей Европе, и в частности во Франции: молодые отпрыски благородных семейств стекались на остров, полные решимости доказать свою отвагу на таком славном поле битвы. Самый сильный наплыв случился в 1668 г., когда Людовика XIV наконец убедили проявить интерес к осаде. Но даже тогда он не вступил в войну и не разорвал дипломатические отношения с султаном: французские купцы в Леванте в полной мере воспользовались внезапным исчезновением своих венецианских соперников, и дела у них шли слишком хорошо, чтобы Людовик мог помыслить об открытом разрыве отношений. Он, однако, поступился своими принципами, позволив Венеции набрать в своих владениях войско под командованием генерал-лейтенанта его армии, маркиза де Сен-Андре Монбрюна; в результате были набраны пятьсот добровольцев, список которых похож не столько на серьезную профессиональную армию, сколько на перекличку на «Поле золотой парчи»[341]
. Вторым после Монбрюна был герцог де Ла-Фейяд, который, хоть и не был богат, настоял на том, чтобы понести львиную долю расходов; были еще два герцога – де Шато-Тьерри и де Кадрусс, маркиз Обюссон, граф де Фильмор и граф де Таван, князь Невшательский (которому едва исполнилось семнадцать лет) и множество других молодых дворян, принадлежавших к знатнейшим семействам Франции.