Тем временем венецианцы на Крите отдавали себе отчет в том, что героизм Томмазо Морозини хоть и послужил вдохновляющим примером, но при этом никоим образом не улучшил их положение. Из четырех основных крепостей, расположенных на северном побережье острова (пятая, Сития, была так далеко на востоке, что ее на тот момент можно было не принимать в расчет), две оказались в руках неприятеля. Из двух оставшихся Суда больше года находилась в блокаде со стороны моря, там отчаянно не хватало еды, а кроме того, и в Суде, и в Кандии разразилась чума, которая не только подорвала боевой дух жителей, но и сделала невозможной нормальную гарнизонную службу. Турки, находившиеся вне городских стен, от чумы не страдали; летом 1647 г. они впервые всерьез осадили Кандию, от которой зависело будущее всей колонии, поскольку Кандия была ее столицей.
Осада Кандии продолжалась 22 года, и в течение всего этого времени Венеция фактически в одиночку защищала маленький город от военно-морских сил Османской империи; при этом гражданское население города насчитывало лишь около 10–12 тысяч человек. В прежние времена столь долгое сопротивление было бы невообразимо по той простой причине, что взаимная зависимость турок и венецианцев в вопросах торговли требовала, чтобы все столкновения между ними были краткими и энергичными. Но, когда большая часть морских торговых перевозок перешла в руки англичан и голландцев, такие соображения больше не принимались в расчет, и султан мог себе позволить не торопиться. То, что Венеция смогла продержаться так долго, объяснялось не столько решимостью защитников внутри городских стен (хотя она была велика), сколько тем, что ее флот почти непрерывно патрулировал Восточное Средиземноморье; тем самым он не только мешал всем попыткам турок блокировать Кандию с моря, но и расширил контроль над Эгейским морем до такой степени, что в последние десять лет осады турки прилагали все усилия, чтобы избежать прямых морских столкновений. Это не означает, что подобных столкновений не было; хроника войны представляет собой национальный эпос в полном смысле этого слова – историю бесчисленных битв, больших и малых, спланированных и случайных, происходивших на территории, простирающейся по всему архипелагу, от входа в Дарданеллы, где венецианский флот собирался каждую весну в надежде заблокировать вражеские корабли в проливе, до рейда у Кандии. Этот эпос богат и героическими историями: в 1649 г. Джакомо да Рива загнал турецкий флот в маленькую гавань на побережье Ионического моря и разбил его в щепки; в 1651 г. Ладзаро Мочениго у острова Парос ослушался приказа адмирала, атаковал целую вражескую эскадру и, несмотря на несколько серьезных ранений от стрел и простреленную из мушкета руку, обратил врага в бегство; в 1656 г. Лоренцо Марчелло повел свои корабли прямо в Дарданеллы, но не дожил до одной из самых полных и сокрушительных побед за всю войну; а в 1657 г. все тот же Ладзаро Мочениго, в то время главнокомандующий флотом, с эскадрой из 12 кораблей погнал 23 вражеских судна прямо в узкий пролив и преследовал их через все Мраморное море до самых стен Константинополя. Он вполне мог бы добраться и до города, если бы одна из береговых батарей не попала прямым выстрелом в пороховой погреб его корабля – от взрыва сломалась мачта, и падающая рея ударила его по голове, убив его на месте. И все же, несмотря на славные победы, великолепное искусство мореплавания и мужество людей, когда листаешь длинную и мрачную летопись этой войны, возникает ощущение, что венецианцам постоянно недоставало какого-то общего плана; что более организованная оборона ближних подходов к осажденному городу могла бы принести больше успеха, если бы нападавшим отрезали пути поставки припасов и подкреплений. Ибо, несмотря на все усилия венецианцев, подкрепления продолжали прибывать, и даже в моменты наибольшего триумфа защитники, должно быть, в глубине души понимали, что падение Кандии – лишь вопрос времени.