Венеция. История от основания города до падения республики

Оставшиеся семь лет правления Паоло Раньеро бедны событиями. В мае он принимал у себя папу Пия VI, направлявшегося в Вену, и это был первый визит правящего понтифика после триумфальной победы папы Александра III над Фридрихом Барбароссой в 1177 г.; в следующем году дож и сенат по не вполне понятным причинам отвергли предложение трех полномочных представителей – Джона Адамса, Бенджамина Франклина и Томаса Джефферсона – заключить договор о торговле и дружбе с молодыми Соединенными Штатами. Продажность Раньеро становилась все более бесстыдной с возрастом, и большинство подданных от души его презирали. Величайшим памятником ему (который он совершенно не мог бы поставить себе в заслугу) безоговорочно считаются защитные дамбы (murazzi) – гигантские волноломы из каменных глыб разного размера толщиной семь метров у основания, тянущиеся на 4 км вдоль побережья острова Пеллестрина. Этот огромный вал, строительство которого началось в 1744 г., возводился 38 лет и все еще представляет собой впечатляющее (хотя, увы, все более неэффективное) свидетельство того, что даже море, которое так долго было прибежищем Венеции, стало восставать против нее. И все же среди тех, кто присутствовал на его инаугурации, многие наверняка с печалью думали, что Венеция столкнулась с иными, гораздо более серьезными опасностями, как внутренними, так и внешними, от которых у нее не было защиты. Все, что ей оставалось, – продолжать делать вид, что все в порядке; и именно ради этого Паоло Раньеро, умерший неоплаканным в феврале 1789 г., неосознанно принес свою последнюю жертву республике: не удостоившись обычного торжественного погребения, он был похоронен в церкви Сан-Никола да Толентино – тайно, ночью, чтобы не прерывать ежегодный карнавал.

46 Падение (1789 –1797)

У сильного всегда бессильный виноват,

Тому в истории мы тьму примеров слышим[386].

Лафонтен. Волк и ягненок

Когда 9 мая 1789 г. Людовико Манин, 118-й и последний дож Венеции, был избран 28 голосами против 13, он и его подданные еще не знали, что всего четырьмя днями ранее Генеральные Штаты собрались в Версале и что уже запущена цепь событий, которая привела Францию к революции. Правда, даже если бы эта весть достигла Риальто, вряд ли венецианцы обратили бы на нее серьезное внимание. Больше семидесяти лет они жили в отрыве от реальности, уверенные, что ставшая традиционной политика нейтралитета убережет их от всех зол и что все будут уважать их решимость жить в мире с соседями. Их ошибкой – самой трагической за всю историю Венеции – стало то, что они цеплялись за эту уверенность еще долго после того, как им следовало осознать ее несостоятельность; и большую долю ответственности за этот катастрофический самообман следует возложить на Людовико Манина.

Во многих отношениях это был необычный выбор. Прежде всего, в отличие от всех дожей, правивших в последние несколько веков, он не принадлежал к старой венецианской аристократии. Манины были влиятельным семейством из Фриули, купившим себе место в Золотой книге за 100 000 дукатов в 1651 г. – всего за 74 года до рождения Людовико, так что для большинства своих старших коллег он оставался выскочкой. Рассказывали, что один из его соперников в борьбе за трон дожа, прокуратор Пьетро Градениго, во время празднования после избрания Людовико проворчал: «С дожем из Фриули республике конец!» Восемь лет спустя эти его слова вспоминались слишком хорошо.

Общественная карьера Манина была вполне выдающейся, но не очень впечатляющей; он запомнился главным образом тем, что успешно справился с последствиями катастрофических наводнений 1757 г., когда занимал пост подеста Вероны. От своего предшественника он заметно отличался честностью, и даже в худшие дни, которые предстояло пережить Венеции, его неподкупность никогда не ставили под сомнение. Однако в те годы, которые ему предстояло провести, управляя республикой, требовались качества даже более важные, чем честность, – сила, дальновидность, мужество, твердая воля, словом, умение быть лидером. Людовико не обладал ни одним из этих качеств даже в малой степени; читая последние мучительные хроники умирающей республики, невольно задаешься вопросом, не исчезли ли эти качества в Венеции вовсе. Лишь один человек – Франческо Пезаро – с самого начала видел опасность и сделал все возможное, чтобы заставить своих коллег понять, что ждет их впереди; однако он потерпел неудачу, и, когда пришел конец, он тоже оказался колоссом на глиняных ногах.