Венеция. Карантинные хроники

Удивительно другое: в век интернета и открытых источников самостоятельно взглянуть поверх границ и заборов могут очень немногие. Железный занавес, проржавевший и изрядно продырявленный, тем не менее живет внутри. И на все есть объяснение. У итальянцев-де в крови историческая тяга к фашизму, французы – ясно дело – это Виши и вообще трусы, в Америке идиот Трамп и не пойми что, да и вообще весь мир резко стал где-то там, а у нас особенная стать. И новый вирусный интернационал в эту картину никак не укладывается. Или же опять старые песни про “панику”. Но ни один аргумент, ни один документ, ни одно свидетельство тут не поможет. Те, кто в отрицании – нет, уже не эпидемии и даже уже почти не карантина, а мер по его реализации, без которых индивидуальные усилия самых ответственных бессмысленны, – находятся там из страха, а не исходя из фактов и логики. Только врачам, наверное, и видна реальная картина – и сегодняшние тексты по-русски звучат как дословные переводы итальянских врачей или нью-йоркских.

По мере того как теплеет, расцветает и звуковой пейзаж. После обеда в наш садик приходит солнце. Окна открыты, где-то позвякивает ложечка, где-то кто-то что-то мастерит, еще в одном окне (не компьютерном – настоящем!) скайп-беседа влюбленных – и весна разносится на всю улицу популярной песней итальянских 80-х – “La stagione dell’amore” Франко Баттиато.

La stagione dell’amore viene e va,
I desideri non invecchiano quasi mai con l’età[40]

.

И кажется, что ничего нет. Просто ленное лето, у всех отпуска, просто кто-то завел музыку, просто солнце теребит виноградные ветви.

La stagione dell’amore tornerà
Con le paure e le scommesse
Questa volta quanto durerà
Se penso a come ho speso male il mio tempo
Che non tornerà, non ritornerà più

Пора любви вернется
Со страхами и испытаниями,
На этот раз сколько она продлится?
Если только подумать, как глупо я потратил свое время,
Которое не вернется, больше не вернется…

Так было, и так будет. Можно закрыть глаза и вернуться в прошлое или отправиться в будущее. Можно открыть и быть в настоящем.

Мы, конечно, выйдем из карантина. Мы выйдем оттуда другими и точно такими же. Этот опыт станет частью нас, но сами мы будем делать те же ошибки и глупости. Мы люди своей эпохи – и были б такими же в любой другой. Эпидемии кончались даже в Средние века. И хотя эта не самая смертоносная, для тех, для кого она такова, проценты не играют никакой роли.

Вирусы слабеют, и им тоже нужно выживать. Наука знает о них несравнимо больше, чем знала раньше. И до этого доберется – обманывая стратегии, придумывая клеточные механизмы лечения, разрабатывая вакцины. Нужно время.

А сейчас остается ждать. Рейсы отложены. Погода солнечная, но нелетная. “Мы увидимся все в позаброшенном аэропорте”. Увидимся и обнимемся. Надо просто подождать.

А весны никто отменить не может.

День тридцать второй

Луна пела и манила. Оставаться дома было невозможно. Ярким прожектором она освещала Большой канал, куда под надежным вислоухим прикрытием Спритца я вытащила и дочку. Полиции вокруг видно не было, да и мост был совершенно пуст. Только луна и мы. “Как давно я не дышала большим воздухом, – сказала она. – Оказывается, меня, как собак, охватывает весна”.

Черный жук вапоретто с тарахтением выбрался из темноты, ненадолго засеребрился в лунном свете и снова нырнул под мост. Пора было домой.

Ночь была длиной и путаной. Сны, коридоры, недовстречи.

Утром все проще. Луч, словно поводок, тянет на улицу. Почему-то сегодня не хочется новостей, и мы проходим мимо киоска не останавливаясь. Апрельское чайное солнце понемногу размачивает в своей фарфоровой чашечке края крыш, лепнину мраморных фасадов, ломкие силуэты колоколен.

Пройдя весь круг от Санто-Стефано через Сан-Маурицио и Джильо, нырнув в переулок и выйдя через боковые кулисы к театру Ла Фениче, а затем на родную площадь Сант-Анджело, где между камнями мостовой от пешеходного неупотребления все отчетливее пробивается трава, мы возвращаемся домой как раз к завтраку.

Чай с лимоном и имбирем, молоко в расписном тосканском молочнике, авокадо, варенье в блюдечке, пиалки с детскими птичьими колечками, Zoom-уроки – и день начинает совершать свой привычный большой круг вслед за собакой и солнцем. Чем этот день отличается от всех остальных дней? Неповторимостью.

Чем больше проходит времени с начала карантина, тем меньше остается глаголов. Они все были в начале. Остаются существительные. И поиск прилагательных. Я пролистываю фейсбук со смесью обреченности и опаски. На стену (как фейсбука, так и собственных квартир) лезут те, кто еще в самом трудном начале карантинного перехода через пустыню.