Венеция. Карантинные хроники

Много шуму. Помехи и подмоги бегут по нашим экранам вперемешку. Отделять зерна от плевел приходится еще до посевной. Но жизнь растет тихо и незаметно. И тихо прорастает время. Сегодня премьер вместо ожидаемой фазы 2 объявил о продлении карантина без изменений и послаблений до 3 мая. Все закрыто. Все дома. Исключения – для некоторых индустрий и… книжных магазинов. Думаю, спортсмены и зоолюбители теперь срочно переквалифицируются в интеллектуалов.

В нашем еженедельном семейно-дружеском Zoom-лектории, где на прошлой неделе папа рассказывал о механизмах вирусов, на этой неделе моя средняя дочь, заканчивающая сейчас Амстердамский университет, говорила о теме своего диплома: восприятии отрезков времени через язык. Когда мы говорим о периоде ожидания приятного или неприятного, как это зависит от того, каким временем мы располагаем и какие выражения мы используем. Как в нейромозговой зоне рядом оказываются понятия пространства и времени – и отсюда глаголы движения, приписываемые времени в языке: время, которое идет, бежит, течет, летит, ползет или тянется. Как с ходом истории взамен часов на ратушной площади доступность наручных часов изменила не только визуализацию времени, но и представления о том, что такое долго или быстро, а значит, и способ говорить об этом. Как пропорция новых впечатлений к привычным меняет восприятие времени: поэтому в детстве оно такое долгое, а в старости летит, дома тянется, а в путешествии несется. Вопросы сыпались не только от детей. Думаю, нынешнее карантинное восприятие времени – и его сравнение, скажем, с ощущениями современников от карантина по испанке или холере, не говоря уж о Средних веках, – тема не одной будущей диссертации. На фоне все ускоряющегося темпа современной жизни то, что мы слышим сейчас, – все проклятия, стоны, сомнения, обличения – это просто резкое торможение с диким скрипом зубовным.

Вечереет. Церкви закрыты и будут закрыты и на Пасху. Превращать Чашу в чашечку Петри христианская традиция любви к ближнему тут не позволяет. Хотя на час утром и на час вечером их по-прежнему открывают для личной молитвы. Каждый раз, как мы со Спритцем совершаем утренний круг по лужайке, я наблюдаю, как служка – трогательный Фирс – с усилием раскрывает тяжелые створки резных церковных дверей навстречу утру. Для него этот механизм времени поважнее часового.

На боковом фасаде церкви Джезуати маленький барельеф – снятие с креста. Все было встарь, все повторится снова. И снова профессор Ашенбах подплывает к гостинице, снова портье берет у него пальто, и снова силуэт Тадзио, идущий к искрящемуся на солнце морю, звучит Малер, а где-то там за горизонтом из темноты плывут караваны столетий с купцами, матросами, крестоносцами, патриархами и поэтами.

У людей пред праздником уборка. Навести хотя бы порядок в своем маленьком квадрате тишины.

Может, тогда и семена взойдут.

День тридцать пятый

Пасхальное утро. Солнечный залив площади. Никого.

Не такой ли была утренняя пустота гробницы?

Как хотелось бы, чтоб сегодня и на страницах газет и фейсбука царила эта белизна – без цифр, сводок, колонок, фотографий в траурных рамках. Белый цвет воскресения.

Подруга прислала фотографию из Абруццо: старинный обряд – “бегущая Мадонна”. Обычно в этот день бегущая процессия несет ее фигуру. Богоматерь бежит навстречу своему воскресшему сыну! Но газеты рассказывают нам другое: письмо человека, который со своей беременной женой уже месяц не может вылететь из Марокко в Италию, чтобы попасть к старому отцу. Это уже не первое письмо в газету. Но сегодняшнее – особенное. За эти дни отец заболел и скоропостижно умер. Сын не увидит отца. Отец не увидит рождения внука. Никто не побежит навстречу.

Как это помножить на цифру 619 вчера и 431 сегодня (и это самое маленькое число с 18 марта)?

Я складываю газету и пытаюсь переключиться обратно в белизну этого утра.

“О, вот и туристы наконец!” “Прямо к нам с Риальто прибыли на Пасху!” Это остроумцы-собачники приветствуют четвероногих гостей с соседней площади. И без того местечковое венецианское сознание окончательно раздробилось не только на сестьеры, но уже на кампо и калле. Собственно, единой Италия себя ощущает во время выборов и футбольных матчей. Остальное время это Пулия, Ломбардия, Пьемонте… Так и Венеция. Помню, в первые годы меня поразила старушка, живущая у Ка Реццонико, которая задумчиво сказала: “О, Сан-Марко! Очень красивая площадь. Я была там несколько лет назад – на свадьбе внучки”. На вапоретто от старушкиного дома до Пьяццы езды было ровно 15 минут.