Венеция. Карантинные хроники

Искусствоведы часто говорят о роли посредника в картине. В многофигурных композициях Ренессанса и далее к Новому времени на полотне обязательно находится персонаж, смотрящий из картины на зрителя и тем самым соединяющий эти две реальности. Только человек может передать что-то другому человеку. Сегодня это был директор музея. А на отсутствующей на выставке картине Ван Эйка “Портрет четы Арнольфини” эту роль взяла на себя маленькая собачка.

И пока Спритц тянет поводок, пока прыгает в моей руке телефон, снимающий закоулки наших прогулок, пока дрожит отражение под мостами и слышен гулкий отзвук наших шагов в незримо все же возвращающемся к жизни городе, где из каждой мраморной щели пробивается зелень и жизнь, время совершает свою тихую работу. Вполне может быть, что наш вислоухий пес и есть лучший посредник и проводник в эти странные времена.

Да и поводок – неплохая метафора.

День тридцать девятый

Мусорщики долго звонили в дверь, но ответа не было. “Уже второй день”, – недоумевали они между собой.

В Венеции мусор не выносится на улицу. Напротив, в каждом сестьере есть своя бригада мусорщиков, которые с тележками объезжают все дома и звонят в двери, напоминая сегодняшнее помоечное меню: carta-cartone или vetro-plastica-lattine. Сегодня четверг, поэтому пластик и стекло. Бумага и картон завтра. А обычный мусор каждый день. В прежние времена, когда люди ходили на работу, можно было самим отнести мусор к лодке, которая пришвартовывалась до девяти утра, или же сидеть дома и ждать заветного звонка в дверь. На этот раз дверь напротив Кампо Дей Морти молчала.

Здесь снится вам не женщина в трико,
а собственный ваш адрес на конверте.
Здесь утром, видя скисшим молоко,
молочник узнает о вашей смерти.

Но хочется надеяться на лучшее. Может, хозяин плохо слышит или просто вышел за газетой.

Людей на улице чуть поприбавилось. “Итальянцы безумцы” – таково было резкое резюме дочери, вернувшейся с собачьей прогулки после обеда. В масках, но ходят по двое-трое, обнимаются, хлопают друг друга по плечу, мамашки не могут просто погулять с ребенком и не позвать подруг. И это первый день без вертолетов. Стоило ослабить патрули и снять ограничения в 200 метров – и скоро можно будет начинать по новой. Тем более нам пророчат еще и осеннюю волну, как было с испанкой.

В Венеции ежедневное человеческое общение куда плотнее, чем в других городах.

– Ciao!

– Ciao!

В прежней жизни только было заботы, что успеть перекинуть мячик этого “чао” туда-сюда. И бежать дальше с рассеянной улыбкой. В пешеходном городе, где все знают друг друга в лицо, оттенков этого “чао” десятки. Иначе так весь день и простоишь на мосту, балакая с каждым встречным знакомым. “Чао”, легко брошенное на ходу, не замедляя шаг, означает простую вежливость. Такое же “чао”, но чуть lento[48] – читается “рад бы поболтать, но спешу по делам”. “Чао” crescendo[49] означает “столько всего надо рассказать, но не сейчас”. “Чао” с обращением – выражение приязни, но не приглашение к беседе. Останавливаться не обязательно, но ответить нужно тоже с “чао” по имени. А вот “чао” с любой незначительной добавкой – уже приглашение к светской беседе, впрочем заведомо краткой. Дальнейшие вариации “чао” дробятся на бесчисленное количество оттенков и градаций, которые только успевай поймать и прочесть и попасть в тональность. Не говоря уж о bongiorno, bon dì (диалектное) или же salve почти муссолиниевских времен. Искусство пересечения мостов заслуживает если не книги, то уж точно сонаты.

Мост – легато над нотным станом отражений. А вместе с отражением – глаз.

Только по глазам и узнаем мы теперь редких прохожих.

Полувопросительное “чао” теперь включает легкий привкус неуверенности: то ли “ты ли это?”, то ли “привет, если это ты”.

Здесь буйствуют кузнечики в тиши.
В шесть вечера, как вследствие атомной
войны, уже не встретишь ни души…

После пяти на улицах действительно уже снова совсем пусто. Спритц привычно семенит вдоль кирпичной стены своего собачьего фейсбука, оставляя отдельные комментарии, а иногда лайки и гавки. Завершив собачьи ритуалы, мы опускаем в ящик человечье письмо и возвращаемся домой.

Еще издалека слышно, как соседская 11-летняя Клаудия из дома напротив на всю улицу обсуждает по скайпу с одноклассниками задание по истории на завтра: доклад об островах лагуны на выбор.

Темы такие: сумасшедший дом на Сан-Серволо, Сан-Лаззаро и карантин, чума и призраки острова Повелья. Клаудия в нерешительности – ее привлекают и сумасшедший дом, и призраки. В конце концов выбор падает на Повелью.