Тициано Скарпа — автор романов и изящной книги о Венеции, венецианская крыса у него дальше говорит: «Одного нам, венецианцам, не дано. Мы не можем спрятаться. У нас нет метро, нет возможности укрыться под землей, мы живем на поверхности, живем без подсознания, Венеция построена на болоте, жители — самые поверхностные люди на свете, нам некуда скрыться, чтобы сохранить свою идентичность. В других городах есть катакомбы, бункера, у нас же нет противотуристических убежищ, чтобы защититься от воздушных налетов low cost[99]
туризма».Амстердамцу это вполне понятно, хотя метро у нас есть. В статье читаешь обо всем, что происходило у тебя на глазах в последние годы, но с цифрами. Лишь 55 000 венецианцев осталось в городе, который ежегодно принимает 30 миллионов туристов. Венеция фактически уже больше чем продана. В районе Сан-Марко 90 процентов ресторанов принадлежат китайцам, албанцам и выходцам с Ближнего Востока. Дальше следует речь в защиту города. Доходы, приносимые Венецией, огромны. При всей пропаганде и рекламе, заманивающей туристов в Италию, Венеция с ее историей, со всеми ее баснословными художественными сокровищами и ее Бьеннале — одно из наиболее привлекательных мест. Деньги миллионов туристов остаются не только в городе, но и уходят в Рим. А в таком случае итальянское государство, наверно, в свою очередь может сделать хоть что-нибудь, чтобы защитить город? От опасностей воды, от упадка?
Не говоря уже о мафии, ндрангете, по-прежнему существует беспредельная бюрократия. Достаточно прочитать два детектива Донны Леон (они выходят по всему миру, но не в Италии), чтобы понять, что творится. История последних лет, полная сопряженной с коррупцией и скандалами борьбы против постоянно усиливающихся наводнений, являет собой весьма драматичный пример. Затем автор «Коррьере делла сера» цитирует некого гондольера. Раньше он перевозил людей, которые готовы были не просто полчаса тупо торчать в гондоле, они кое-что знали о городе, просили отвезти их в определенные церкви, эти люди приезжали действительно из любви к городу, ученые, вполне почтенный вид туристов. Мне знакомы и рассказы о других туристах, знакомы и стратегии, какие венецианцы изобрели для себя, чтобы избежать этой заразы, отречься от нее, знакомы и демарши против крупных судов, тихое и не очень тихое сопротивление.
В эти студеные недели февраля и марта большой наплыв немного схлынул, венецианцам нет нужды в своих любимых кафе толкаться среди иностранцев, которые усаживаются на их законные места за столом завсегдатаев, и, записывая эти строки, я отдаю себе отчет, что и сам тоже турист, что вновь могу уехать, прежде чем наступит лето и заявятся огромные орды, причем все конечно же вдвое и еще раз вдвое больше, чем говоришь, но, когда приезжаешь сюда уже столько лет, можешь прекрасно представить себе чувства венецианцев, распродажу, ощущение, что другие медленно, но верно захватывают твое прирожденное право, то право, какое ты считал неотъемлемым, люди, не говорящие на твоем языке, топчут твои воспоминания, не ведают секретов, из которых всякий город состоит для коренных обитателей, вещи, которые невозможно ни объяснить, ни растолковать, если только сами чужаки, благодаря тому, что он или она написали или сделали, не стали частью истории города, как некогда Монтень, Байрон или Казанова, а позднее Генри Джеймс и Эзра Паунд, или Пегги Гуггенхайм, Томас Манн, Эрнест Хемингуэй и Мэри Маккарти, имена, принявшие цвет города, ибо их обладатели жили здесь или писали о нем.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ