Венок для незнакомки

— А смысл? — Я пожала плечами. — Глупая передислокация. Буду бегать от тех же парней. С Оксанкой ругаться. С Лешкой по разным лестницам ходить. Брыська порвет.

— Тогда держи. — Бронька вынула из сумочки мобильник, любовно погладила по-детски разукрашенный чехол. — Это мой. Пин — четыре семерки. Там в памяти Лешкины номера — домашний и сотовый. У него тоже есть мобильник, правда, не оплачен — денег нет, им киндер орехи разбивает. До семи, думаю, оплачу. — Бронька посмотрела на часы: — Ого, без пятнадцати. Ладно, Лидок, выметайся.

Тут мобильник противно заверещал, не успев дотянуться до моей руки.

— Слушаю, — приделала Бронька говорилку к уху. Выслушала, процедила: «Вы что, охренели?» — и уставилась на меня дикими глазами.

— Что случилось? — У меня сердце упало.

— Ничего, — пробормотала подруга, — ты знаешь, что они спросили?

— Что?

— «А вы куда звоните?» Представляешь? Я куда звоню! Идиоты!.. — и разразилась отвязной руганью.

Я отняла у нее мобильник, вылезла из машины и побрела в бунгало.

— У тебя неприятности? — хмуро спросила Соня, выглянув из комнаты.

— Хуже, — буркнула я.

— Хуже у нее... — пробормотала из своей берлоги Рита. — Сегодня родители Ларисы приезжали — вот у них хуже. Тело забирали из морга, зашли посмотреть, где она провела последнюю ночь...

Я ничего не ответила. Войдя в номер, прошлась по всем углам, убедилась в отсутствии посторонних, заперлась. Положила на стол Бронькин мобильник и долго смотрела на ряды симпатичных кнопочек, издающих голубоватое мерцание. А вдруг позвонит? Я скажу «алло», а на той стороне будут долго молчать, зловеще пыхтеть, а потом металлический, обесчеловеченный голос с надрывом произнесет...

Да черта с два, ничего он не произнесет! Я надавила правую клавишу и держала, пока не проиграл бравурный марш и по экрану не проплыло печальное «good bye». Вот так-то лучше. А надо будет позвонить — активизирую обратный процесс, секундное дело.

Я хотела распахнуть окно, взялась за шпингалет и в испуге отдернула руку, увидев, что запор зафиксирован в верхнем открытом положении. Страх вернулся ко мне, заняв привычное место. Но тут же вспомнила, что сама оставила его открытым, — уходила через окно, наврав Алику, что вернусь. И все же страх не исчез.

Я растворила окно. Еще не стемнело — солнце медленно клонилось вправо. Оно всегда так клонилось: неторопливо, враскачку, а потом все быстрее, быстрее, а у самого горизонта просто падало, окрашивая золотистую корочку неба в густо-красную... По пляжу праздно шатался народ: лежачих становилось все меньше, зато прибывало бесцельно бродящих.

Появился Алик. Он медленно шел от турбазы, бросая камешки в воду. У него сегодня был печальный профиль. Парень старательно делал вид, что не замечает ни окна в бунгало, ни меня в том окне. А самому невтерпеж — аж затылок горит. Он остановился почти напротив, кинул один камень, другой. Наконец не вытерпел, обернулся. Я успела отследить движение, убралась за занавеску. Через полминуты осторожно высунула нос. Алик стоял ко мне вполоборота, руки у него висели плетьми, а ногой в сандалете он угрюмо ковырял песок. Бедный Алик... Ну что же я стою, как дура? Человеку плохо, тебе плохо... Так сделай так, чтобы вам обоим стало хорошо. Подойди к нему, заговори. Будете сидеть весь вечер, болтать ни о чем. Он будет твердить, какая прекрасная женщина сидит рядом с ним, что нет ему покоя в этом мире, а разница в десять лет — право, пустяк. Ведь он в душе очень взрослый и по профессии отнюдь не учитель пения... Ты будешь слушать, думать о своем, он, может быть, возьмет тебя за руку, ну и пусть берет, только мама твоя считает, что от рукопожатий случаются дети, а мы народ бывалый, утверждаем обратное…

Я уже хотела отойти от окна, бежать к Алику, каяться, просить снисхождения, но тут его заслонил собой сутулый невзрачный тип. Он тоже проходил по пляжу. Тоже повернул голову, уставился на меня... Я похолодела. Неприятный тип с облезлыми ушами! Ищейка пляжная!.. Попятившись, я налетела на стул. Потом опомнилась, подбежала к окну, задернула занавеску и упала на кровать. Залезла под одеяло, попыталась унять дрожь. Но лихорадка не отпускала. И страх обуял — окно не закрыла! Какой толк от задернутой занавески? Подскочила к окну, зажмурившись, захлопнула раму, заперла и бегом помчалась в кровать...

Я проснулась около полуночи от мерзейшего ощущения, что ко мне в постель запустили змею. Лежала, оцепенелая, пытаясь что-то вспомнить... Потом принялась лихорадочно ощупывать постель. Змею не обнаружила, просто простыня от потных метаний смоталась в жгут. Я скинула ее на пол — все равно впору выжимать, растянулась на матрасе. Сделала попытку уснуть. И уснула. Часа через три. Пережив во всех подробностях свою несчастную жизнь, спев все известные песни и выкурив — при закрытом-то окне! — десяток сигарет из найденной в вещах пачки... Про слезы даже не буду упоминать. Ничего удивительного, что проснулась я с распухшей головой. Броньки нет, мобильник под столом, дышать нечем.

Море за окном бурное, дурное, бьется волнами о пляж...