Венок Петрии

Сняла я платок с плеч. Чтоб рукам было слободней. Пошла и встала поближе к воротам. Жду.

А время идет.

Большие ворота уж закрыли. Люди входят в ворота поменьше, вроде бы в калитку. Сказываются сторожу и тому, кто прогнал нас, вытаскивают бумажки, пропуска, что ль, и токо опосля того их пущают.

Как тут проскользнешь?

Тут вижу военная машина по улице едет. «Скорая помочь», видать. С красным крестом.

Может, сюда, думаю. Хочь бы в сторону не свернула.

Нет, слава богу, сюда. Прямо к воротам подкатила и стала.

К шоферу подошел сторож, а с им тот, с пятью ребятами. Чего-то говорят с им. Открывают ворота.

И вот они все стоят тут, с левого боку машины. А я здесь, с правого боку, им меня и не видать.

Я раз и тихо-тихо шмыг к самой машине и укрылась за ей.

Они там с шофером разговоры разговаривают. Наконец отпустили его, машина тронулась, во двор въехала.

А я рядышком, раз — и ворота позади. Но тут машина припустила и обогнала меня, а я пригнулась и за ей во весь дух, токо пятки засверкали.

Они, понятное дело, заметили, кричат:

«Стой! Куда! Вернись!»

Да поздно. Я бегу что есть мочи, на крики их и не оборачиваюсь. Ну-ка догоните!

Бегу, значит, я, бегу, а куда бегу, и сама не знаю. Кругом дома, в который податься?

А, думаю, надо в первый бежать. Там уж разберусь, что к чему.

Кинулась я к дверям. Вижу, внутри лестница. Попробую сюда, авось найду кого-нибудь.

Толканула дверь и со всего размаху на офицера налетела.

Пожилой человек. И весь золотом сияет, как, прости боже, икона. Должно, генерал. У меня душа в пятки.

А он говорит: «Вам что, гражданочка? — Глаза добрые и глядят на меня со вниманием. — Я могу вам помочь?»

Ишо как можешь!

Но и этот — с пятью ребятами — прискакал. Схватил за рукав, тащит меня, кричит.

А генерал ему вот так сделал рукой:

«Отпустите ее. Верно, беда у ей, раз сюда пришла. Что вы хотите, гражданочка?»

Ничё не попишешь, подчинился он, видать, и на этот раз ребят своих вспомнил, схоронился за мою спину.

А я запыхтелась, слова вымолвить не могу. Отдышалась прежде. Опосля уж заговорила.

Так-то и так, говорю. Муж мой попал в аварию на шахте вчерашней ночью, его, сказали мне, вагонетка зашибла, а я никак не могу его найтить. Из Окно его повезли в Брегово, оттудова в Ш., а опосля привезли сюда, в Белград. И вот бегаем мы за им, я и его друг, что у ворот ждать остался, по этому чертову Белграду и найти не можем.

Он и говорит мне:

«Это, гражданочка, военная больница, сюда штатских не кладут. Его, должно быть, в городскую больницу положили».

«Мне сказали, его в ор-то-пе-ди-че-ску-ю повезли. Токо я не знаю, где она».

«Ну вот, это при городской больнице и есть. Тут недалеко. Ступайте туда, а иттить вот так надо».

Объяснил мне человек дорогу.

«А ежели и там не найдете, — говорит, — приходите ко мне, и мы вместе его отыщем. Найдется ваш муж, живой человек да чтоб пропал как иголка в сене!»

15

Поблагодарила я того человека. Вышла на улицу, позвала Каменче, и мы пошли, как он велел.

Свернули влево, опосля вроде опять влево, сейчас уж и не помню точно. Дошли до больничных корпусов. Стали спрашивать ор-то-пе-ди-че-ску-ю.

Наконец отыскали. Там на дверях написано, Каменче прочитал.

Толканулись мы прямо в двери, ан не тут-то было. Не пущают.

«Перво-наперво, — сказала сестра, она за окошечком сидит как в клетке, — счас часы неприемные и посещений нету. А окромя того, в Белграде — пидемия, грипп какой-то, и заведующий вообче отменил приемные дни. Скорей всего, и завтра пущать не будут».

Ох, горе горькое!

«Господи, что ж мне делать-то? Вы хочь скажите, будьте такая добренькая, здесь он или нет?»

«Как говоришь, его фамилия?»

Сказала я Мисину фамилию.

Она давай листать книгу какую-то.

«Он что, из рудника бурого угля?»

«Да».

«Тут, — говорит, — у нас он».

«А в какой палате?»

«Вот этого я не могу сказать. Да и ни к чему тебе это знать».

«Дак как же мне мужа-то увидать, поглядеть, живой ли он? Ведь я издалека сюда добиралась, и пешком шла, и на поезде ехала, что ж мне теперича несолоно хлебавши домой возвращаться?»

«Ей-богу, — говорит, — нет у меня такого права тебя пустить. С доктором ты могла бы, наверно, повидаться. И то как обход кончится».

Да на что мне доктор? Мне мужа свого повидать надо. Я перво-наперво сама должна увидать, что с им. А там уж могу и с доктором разговаривать. Ежели мужа, не дай бог, так прихватило, что не выкарабкаться ему, так мне его загодя домой надо забрать, чтоб он мог дома помереть.

Брожу по коридору, прикидываю, как быть, что делать. С Каменче советуемся.

И вдруг вижу, санитар идет, а в руках у его целый ворох черных снимков, открыл он какую-то дверь и спрашивает кого-то, кто там сидит:

«В какой палате шахтер с раздробленной ногой, что вчера привезли?»

А ему оттель отвечают:

«Четвертый этаж, сто семнадцатая палата».

Вот и ладно. Спасибо, что сказали. Теперича я знаю, что делать.

Дождалась пока в колидоре пусто стало и снова к сестре в окошечко сунулась. Протянула свернутые вот так двести динаров.

«Ни о чем тебя не прошу, — говорю, — отвернись токо, как проходить мимо тебя буду».

Она поглядела направо-налево и взяла деньги, в карман халата опустила.