Венок раскаяния

Спасибо районным журналистам, они Апполинарию Павловну послушали, расставили знаки препинания (у нее четыре класса образования, потом — багор в руки и на лесосплав); и вот недавно она, теперь уже пенсионерка, впервые увидела свои частушки опубликованными.

У Лахти грустный талант. Послушайте томление слов:

Сиротею, сиротею,

Сиротее меня нет.

Какое платье ни надену —

Выгорает каждый цвет.

Грустные частушки — такая же странность, как веселые поминки. Хотя характер славянский в них — словно в родниковой воде: на душе муторно — а пляшем, веселиться надо — грустим.

Супостаточка моя,

Крашеные губочки,

Полюбила — так люби,

Люби мои облюбочки.

Талантливые в отличие от знаменитых всюду есть.

Жителей в Умбе чуть более семи тысяч, а на всем побережье — 9400.

…Это все земляки мои, земляки.

Поезд идет на север, где-то после Волховстроя появляются первые приметы Родины — фиолетовый иван-чай. Поросшие лишайником валуны, холодные озера, тундровые ели. Неяркая, застенчивая красота. Богатую да броскую полюбить немудрено — золушку полюбите. Я с благодарностью смотрю на двух немолодых людей в купе, они едут путешествовать на байдарках по северным рекам и озерам.

Конечно, Родину не за красоту любят и не за могущество. Согласились бы вы поменять мать потому, что ваша беднее и здоровьем слабее?

…Озера, скалы, мох. Бывали и здесь знаменитости. Для хрестоматийной славы родных мест можно бы подробно вспомнить, как жил здесь, на Терском берегу, в ссылке революционер Виктор Ногин, самодержавие определило ему срок 6 лет.

Однако что за гордость, скажите, быть местом ссылки.

О Терском береге упоминаний мало, лишь в связи со старыми поморами — архангельскими и новгородскими переселенцами, словно время остановилось. А ведь уже и по советскому календарю семьдесят лет минуло — срок.

Вот о ком вспомнить бы надо, об учителях — первая советская интеллигенция на Терском берегу. Об учениках их, воспитанниках их.

…Николай Михайлович Пидемский — один из первых советских интеллигентов, а может быть, и первый на побережье.

Квартира у него городская. На первом этаже. Попасть трудно. Набираю телефон — тишина, звоню в дверь — молчание, обхожу дом, сквозь кустарник продираюсь к другому окну. Из темноты жилища проступает, наконец, фигура. Виноватая улыбка.

Он вставляет старый, износившийся слуховой аппарат.

— Милости прошу.

85, может быть, и можно дать. Но стариком не назовешь — густые седые волосы, прямая фигура. Старинный халат. Аристократ старого, пожалуй, петербургского уклада, сохранил осанку, величие. Порода, такие люди стариками не бывают. Вовремя ли, не побеспокоил ли?

— Беседа для меня — роскошь. Если, конечно, не с врачами. Как имя-то ваше? Это какой же церкви, протестантской? Баловались в ту пору, баловались. Как будто русских имен хороших нет. Ну, Николай, например, чем плохо.

В первые годы Советской власти, когда молодой Пидемский сюда приехал, новая жизнь затевалась далеко не на пустом месте. Несмотря на скромные приметы, край от природы обильный. И зверь, и птица, и рыба. Оленьи стада — ягель для него везде, и на песке, и на камне. И сенокосы, и пахотные земли. На реках Умба и Варзуга — жемчужный промысел.

Но главная кормилица — рыба: в море, озерах, реках. В каждом селе строили боты, лодки, шняки, карбасы. По всему побережью тянулись рыбные тони. Семга приравнивалась к пушнине и жемчугу: десятая рыбина, как и десятое жемчужное зерно, отдавались церкви или государству.

Себя кормили, с соседями торговали, ту же семгу, которая замечательно ловилась, доставляли не только в Петербург, но и в Финляндию, Норвегию.

В каждом дворе у помора десяток овец, пара-две оленей, у большинства коровы. В 1915 году в Варзуге держали 158 коров, в Тетрино — 109, в Кузомени — 90.[2]

За два года до нынешнего века начал работать в Умбе лесопильный завод купца Беляева, первое промышленное предприятие на Кольском полуострове. Оснащено было на уровне шведских и финских заводов.

И работать умели, и отдыхать. Вечерки, посиделки, ярмарки. Культуру хранили старую, самобытную — хороводы, свадебные обряды, старинные песни.

Советская власть на Терском берегу началась с Кузомени, одного из самых крепких сел в начале века. Именно сюда, в Кузомень, сослан был Ногин, здесь весной 1905 года была создана первая подпольная социал-демократическая организация, здесь же 1 мая 1907 года жители села первыми прошли открыто по улицам с революционными песнями. И, наконец, весной 1917 года — тоже первая на побережье — народная власть: волостной народный комитет.

Все делалось именем народа: «отобрать», «ликвидировать», «конфисковать». Выгоняли из домов «богатеев», организовывали клубы, школы. К этому времени как раз и приехал сюда учительствовать Николай Михайлович Пидемский.