Если сегодня, сейчас мы не возьмем часть вины на себя, не разберемся до конца — как все это могло случиться,— завтра в другой деревне появится другой Шипунов и станет хозяином.
Почему каждый раз он возвращался из заключения более злым, ожесточенным? Почему так менялись его характеристики в заключении — от первых хороших к дурным? Почему именно там, в заключении, он приучился пить? Попав в колонию мальчиком, он первые годы там, в заключении, учился, получил уйму специальностей, вот аттестаты — тракториста, машиниста мотовоза, столяра, наладчика деревообрабатывающих станков; свидетельства — кочегара водогрейных котлов, о восьмилетнем образовании, почти одни четверки. Его перевели даже на свободный режим. В какой момент сорвался, когда стал пить?
Главное, была такая возможность — пить.
Мне рассказывали ответственные работники Верховного Суда РСФСР, Прокуратуры РСФСР: приезжает из Москвы в колонию комиссия, а заключенные — варят брагу, гонят самогон. Проносят спиртное сквозь охрану (а иногда и с ее помощью). Слабый режим охраны — первая беда.
Вторая — воспитание. В средней школе на каждый класс — воспитатель. К начинающему токарю, слесарю прикрепляют персонально опытного наставника. Так в музыке, в спорте — всюду, где воспитывают специалиста. Но ведь перевоспитывать куда сложнее, чем воспитывать, и речь тут уже не просто о специальности, а об изломанной судьбе. В колониях на отряд (120—130 человек) — один воспитатель. Нетрудно представить себе, кто является порой действительным «воспитателем». Я прошел по колониям, по камерам, где сидел Шипунов. Встречал людей, которые «накопили» больше ста лет заключения (если бы за каждое новое преступление им не добавляли срок, а судили как обычно). Встречал рецидивистов, которых лишали свободы более двадцати (!) раз. Подобные люди и бывают порой истинными «воспитателями».
В Бечевинке меня спрашивал чуть не каждый:
— А его точно расстреляют?
— А убежать он не сможет?
— Где справедливость, Степанова уже больше года как нет, а убийца жив?
Тень Шипунова еще витает здесь, и дом его многие обходят. Я в этом доме сидел долго. Спросил мать Шипунова — тоже Нина Ивановна,— как ей в селе, как относятся хоть к ней-то.
— Поодиночке-то хорошо, а как все вместе-то — плохо.
Досталось ей в жизни. «Три девки у меня, всех надо было отдать. Всех и отдала, запасов-то никаких. А, Коля...»
Николай был младший в семье, единственный заступник — за бабушку, за мать, за всех сестер. Отец пил по-черному, бил нещадно всех. Однажды он стал душить мать, и Николай, схватив топор, ударил отца по плечу — выше не достал. Было ему тогда двенадцать лет. В другой раз вступился за бабушку — ударил отца поленом по ногам. Один раз отец запер их всех, а дом поджег они разбили окна, Коля вылез последним (сестра порезалась, крови натекло целый валенок). В тот страшный день он побежал за помощью... в милицию.
Я рассматриваю его детские фотографии — вот он на крыше дома, с одноклассниками, на детском велосипеде — всюду улыбается. А вот повзрослее — забрался на дерево, вот еще взрослее. Я всматриваюсь в лицо, пытаюсь мысленно вставить в его руку нож — нет, никак не сходится, нож выпадает.
— Он маленький-то был, дак больше всего уколов боялся. Болел много, врачи придут, дак он под кровать спрячется.
Отец в конце концов покончил с собой — пьяный. Теперь у последней черты — сын. На наших глазах происходит вырождение семьи.
...Я возвращался от Нины Ивановны Шипуновой в час ночи. Неуютно в деревне. Темнота — как чернила. На небе видно все, до мелкой звездной пыли. Прямо над головой, вытянувшись как раз вдоль деревенской улицы, висела Большая Медведица. По этой улице вел Шипунов под ножом Галину.
— Скажите, Колюни-то больше нет? — Нина Ивановна плакала.— Раз чужой человек в деревне и ко мне зашел, дак уж нет, наверное, его?
— Жив, пока жив...— Я не обманывал мать. Тогда, недавно, так и было. Что сейчас — не знаю.
После публикации очерка «Драма в Бечевинке» заместитель министра внутренних дел СССР В. Лежепеков сообщил редакции о том, что упомянутые в статье и оставшиеся без наказания работники милиции привлечены к ответственности. В частности, дежурному РОВД Ф. Васильеву «за непринятие мер» к Шипунову объявлен строгий выговор, а Н. Тимофеев, член опергруппы из органов внутренних дел уволен.
Появились имена и новых виновных, мне, автору очерка, прежде неизвестные. Так, заместитель прокурора РСФСР Н. Трубин сообщил «Известиям», что «статья «Драма в Бечевинке» р а с с м о т р е н а (разрядка моя. —
Ответы редакция, разумеется, опубликовала.